-- ...голубь, который обосрал мой каракуль! знаешь, сколько каракулю лет? ты мне его подарил? нет? а хоть бы и твой снегирь с «Завтрака на траве»! и снегирю б башку к чертовой матери! вот в чем ходить буду?
-- Я, что ли, этот голубь?!
-- И слава Богу! А то – «снегирь»... Снегирь не петух!
-- Я, что ли, петух?
Ланцовы всегда ругаются публично. И непонятно. Дверь настежь, ароматы (обычно, жареная картошка с луком), Ланцов в пижаме и мохнатых тапках, с папиросой, над лысиной парусом трепещет пегий кок...
Они из Ессентуков. Художники. Он в прежней жизни был китобоем, она мастерит зайцев и чебурашек на кукольной фабрике.
А Тамбовцевы, крановщик и сестра милосердия, откуда-то с севера. Бледные, слова не вытянешь, и рыбу жарят через день; дверь на замке, а звонок не работает: стучать. И дочка у них – рыхлая, очкастая, с косичками-метелками, Люська противная. Вчера врала, что у них там ночи белые. Белые! белые – это только в Ленинграде...

-- И зачем мне испанский художник ...как его... Хоакин этот... если селедку под шубой элементарно! майонез достал? Соролли на хлеб не намажешь! Вон, у Тамбовцевых! ах, Хоакин! а Тамбовцев, нет никто, муж медсестры! а поди ж ты! И погреб в гараже! Вот кто художник-то...
-- Ну и иди ты на ...!.. к своему Тамбовцеву!
-- Я тебе пойду, сморчок ...
-- Нет, вы посмотрите на нее! Не хотел бы я, ох, не хотел...
-- Вот это правильно. Это правильно. Не хотел! Конечно, не хотел, а куда ты денешься? Я, значит, серость? Я, значит, савраска? Я, значит, тебе дай-накорми? а у тебя этот Хоакин? И снегирь? А батарею поменять...

Фасад администрации облеплен лампочками. По вечерам горит: «С ... 9... дом!». Желтый, красный, зеленый. Напротив светофор – желтый, красный, зеленый. Будто идиоты на свиданье. Метет; бабуля в валенках, жопа с авоськой, семенит через дорогу: «куда!..» -- автобус перед валенками юзом: водителя не видно, голос у него фарфоровый.
Летом Ланцовы ругаются во дворе.
Елку бы вместо сосновых лап, которые в глиняном кувшине. Чтоб иголки опадали, сыпались на ковер, чтобы потом ковер на перекладину, снегом его сверху, потом вдоль его да поперек, и пыль белая в небо, в лицо, в глаза, за шиворот, и жарко, и сердце девать некуда...
«Куда прешь!»: куда, куда...было бы куда...

-- Простите, можно у вас луку немножко?
-- Проходите.
Тамбовцев на коврике, руки на причинном месте, как у Суслова Михаила Андреевича. Под носом у него корка, глаза больные:
-- Рассопливился.
Сначала лук, потом чаю, о том, о сем, о существенном: третьего дня мы больше не область, никому не ведомая, затерянная среди других таких же областей, а веяние. Как опера «Снегурочка». Как глаз на пирамиде с долларовой купюры. Как лунный свет Архипа Куинджи.
-- Флаг новый видели уже?
-- Нет еще.
-- Ну, как же! В новостях с утра... Полотнище, представьте на секундочку, с двумя хвостами. Как у монголов. А по центру голова.
-- Какая голова?
-- В шлеме. А шлем с кисточкой.
-- И все?
-- Нет, еще две сабли крест-накрест. И какой-то орнамент вокруг всего. Флаг желтый, а орнамент красный. Говорят, уже конкурс объявлен по составлению гимна. Ланцов, говорят, тоже, знаете, подсуетился. Насчет стишков-то. И еще вчера венки возлагали на камни. Все руководство.
-- На какие камни?
-- Да что вы, ей-богу! Священные камни, их еще месяц назад на проспекте установили. Везли с Урала, откуда предки...
-- Чьи предки?
-- Ну, имеется в виду, что как бы вообще предки. В широком смысле.

... Утром тридцатого декабря, минут пятнадцать десятого, когда пришла пора варить мясо на холодец, потому что так повелось, возникли на пороге трое. Двери всегда на площадке в эти дни открыты: древняя традиция. Устои. Уклад.
-- Распопов Илья Михайлович?
-- А вы, собственно, зачем?..
-- Распишитесь. Настоящим предлагается быть сегодня в школе номер двадцать восемь ровно в семнадцать ноль-ноль.
-- Послушайте, что значит «предлагается»? У меня холодец...
-- В случае неявки вы подпадаете под закон о насильственной денационализации.
-- Какой закон? Какой, на хрен, закон?
-- Распишитесь. Здесь и вот здесь.
А потом они забрали Ланцова.

Глава первая.

... Лето стояло душное, пыльное, горел лес, и гибла рыба. А до этой гибели, когда окуни и сомы полезли на берег, а раки лопались, как зажаренные на прутике рыбьи пузыри, случилось то, во что поверить было невозможно.
По весне, когда воды стояли высокие и лоси жались к человеческому жилью, еще только солнце взошло, в главный азыр влетел маленький нянь и, визжа от ужаса, стал тыкать руками в сторону реки.
Первым кочумыр покинул верхний торамдас, у которой уже было свое имя: Холгу. Так называли ее, потому что «хол» -- значит «очень большой», а «гу» -- «вымя». За нею к выходу потянулись торамдасы нижние, у которых не было большого гу, в строгом порядке: сначала женщины (киси), а затем остальные, которых никак не называли. В них не было ничего полезного, а то, что было полезно, тем пользовались в те луны, когда начинали метать икру лягушки, и прекращали, когда цапли слетались поедать головастиков.
Молча стояла Холгу на высокой круче, ветер трепал две белых ее косы и плащ из бобровых шкур. Речная гладь шевелилась, была живой, поблескивала, лоснилась – в воздухе стоял шелест: на берег хлынула рыжая масса.
-- Новый зверь, -- сказала Холгу и покачала головой.
-- Новый, -- сказали киси.
Целый день стояли они на высокой круче, целый день ветер трепал их косы, из-под земли проступила соль, и вышел из леса зверь, чтобы лизать ее, и прижались звери к ногам и бедрам Холгу, ибо очи у зверя покрылись льдом. Земля сотрясалась, и ноги слышали, как рыдает плоть земли далеко за рекой, далеко за лесом, там, куда издревле запрещено даже смотреть – там, где садится за край земли солнце. Оттуда извергло оно невиданных доселе тварей: с длинными лысыми хвостами, круглыми глазами и зубами, способными перегрызть камень.
Земля сотрясалась до восхода луны, и до восхода луны шелестели травы в лесу от молчаливого похода нового зверя.
Этого зверя решили назвать мерге, что означает «нельзя съесть». Когда приходило время решать, все киси и все, которых не называли никак, садились у входа в главный азыр и молчали. Молчали долго, до тех пор, пока кто-нибудь первым скажет какое-нибудь слово. Таков был обычай. Иногда молчали и день, и два, и неделю. Старики говорят, было дело – молчали две луны.
В этот раз слово сказала Холгу:
-- Мерге.
-- Мерге, мерге, -- закивали головой киси.
Затем пошли в курутын, огороженный диким речным камнем.
Курутын всегда на четыре угла: в одном углу, от входа слева – веник из веток березы, в другом – от входа справа – веник из веток дуба, в других углах – чунча из бересты с водою и чунча из коры дуба с мёдом от диких пчёл. А в центре курутына – четыре камня. Четыре черных валуна.
Камни эти выросли из-под земли сами, потому что родила их дочь земли, великий первый торамдас – Торамда. Груди ее – холмы. Волосы ее – травы. Руки – лес. Язык – ручьи и ключи, а влагалище – река.
Разоблачилась Холгу, опустилась на четвереньки, и вошла в курутын так, как ходит в начале своей жизни всякий торамдас. Ибо для Торамды даже самый древний торамдас – будто еще не родившийся.
-- Ой, Торамда, дай мне рыбы и меду! – взмолилась Холгу, -- ой, дай мне все, и я тебе дам все, ой, чего надо тебе!
После этой молитвы три киси подтащили к входу в курутын столетнего сома, на спине которого росли береза, ольха и папоротник, и вспороли ему брюхо. Холгу разбросала внутренности на четыре угла, зажмурила глаза и задом выползла обратно: нельзя смотреть, как вкушает свою жертву Торамда.
А ночью Холгу сказала:
-- Елдын торамдас! Плохо будет нам, торамдасам!

ИЗ КНИГИ «БЕГСТВО МАХАЯНЫ, ВИДАВШЕГО ВСЁ» СЭРА ДАНАУЭЯ ОЛДРИДЖА, 1912 год, Ливерпуль.

Первые сведения о древних торамдасах относятся к 400-м годам до новой эры, когда Геродот в своей «Истории греко-персидских войн», рассказывая о древних народах и племенах Северного Причерноморья, в числе прочих упоминает неких даев, которые жили, «начиная от Каспийского моря».
По всей видимости, как на то указывает также и Страбон в своей «Географии», земли их тянулись от Урала в его среднем значении и до реки Аракс, то есть, до Сырдарьи. При этом жили они, по утверждению Геродота, «на болотах», которые образуют реки, и на островах, расположенных на этих болотах. Но несколько вдалеке от собственно Аракса, который, в свою очередь, по Геродоту, впадает на севере всеми своими устьями в море, а одним устьем – в Гирканский залив...
Маврикий Стратег в одной из утраченных своих записок, копия которой сохранилась в библиотеке Ватикана, сообщает о том, что торамдасы отличались высоким ростом и медлительностью, красотой и добродушием. Они, говорит он, имеют «волосы прямые и цвета стоялой соломы», «короткие носы и белые глаза», а царей не имеют, но всеми правят женщины, поэтому живут торамдасы подобно амазонкам. Они простодушны и не ведают лукавства, не знают денег, не знают числа больше 30, точно также и не известны им никакие меры и вес.
Некоторые афинские историки еще во времена Евсевия Памфила производили род торамдасов от одного из потерявшихся колен древних идумеян, предки которых по мужеской линии вначале были иеродулами в храмах Аполлона, но потом были захвачены в плен парфянами и выселены в дальние пределы Парфии, где впоследствии и затерялись.
Другие же выводят торамдасов из диких лесов, коими окружены пространства между Монголией и Манчжурией, усматривая в них потомство древних динлинов и смешавшихся с ними уйгуров, которые в начале времен были насельниками этих областей, а потом влились в гуннские орды и расселились по обе стороны Урала и вышли на берега Аракса.
Кое-какие сведения о торамдасах почерпнуты нами и в религиозной философии древней Индии.
Адепты древнейшего брахматизма смутно говорят нам о неком народе, который первым из всех начал искать путей к бегству вратами Луны и Солнца ради достижения бездонного Праджапати. Народ этот известен им под именем «даршан»: именно ему отводят главную роль в создании философии санкхьи, которая провозглашала постоянную множественность освобожденных душ как неких непроницаемых монад.
Великий учитель древних мистиков Махаяна Асанга видел в них Бодисаттву, восходящего от Земли к Земле, и указывал место рождения торамдасов, а именно – последний предел нирваны. При этом Асанга называет торамдасов другим именем: «аготрака», что значит «бесплодные», утверждая, что народ этот получился не в этом существовании, а в результате длинного ряда перевоплощений.
И до сих пор, по учению Махаяны Асанги, народ «аготрака» находится в монотонном движении бесконечных циклов, в состоянии вечного возвращения. И каждый новый период, который называется Махакальпа, у торамдасов наследует другому такому же периоду без какого-либо движения вперед.
Древние китайцы, равно как и святой Максим, считали торамдасов слугами палингенезов, слугами бессмертия смерти, сменой ритмов инь и янь, а индийцы – вдохом и выдохом Брахмы.
И, подобно тому, как вдох не знает, что он вдох, а выдох не знает, что он выдох, так и предки торамдасов, равно и потомки, не ведали ни смысла достижения бездонного Праджапати, ни вращения Махакальпы. Ибо сами они и были сутью этого вращения, находясь при этом как бы в состоянии менопаузы, подобно бабочкам.
Кое-что о торамдасах известно нам из армянских источников о монголах.
Так, например, нам известно, что в битве под Назаретом в сентябре 1260 года в составе войск монгольского правителя Сирии по имени Китбуга-нойон вместе с пехотой, состоявшей из армян и грузин, сражались и некие «белые куманы», которых отличали от куманов обычных, которых русские на своем варварском наречии называли половцами.
По описаниям армянского историка Киракоса, эти «белые куманы» совпадали с известными нам описаниями древних торамдасов. Киракос приводит их боевой клич: «Елдын!» и добавляет: «Горящие рвением, вперед стремились они, силе своей доверяя». В этом сражении с мамелюками султана Кутуза монголы потерпели, как известно, сокрушительное поражение, на чем, собственно, и закончился Желтый крестовый поход, сведения о котором...
Последнее, что мы знаем о торамдасах, что после великой смуты и братоубийственной войны во всем Монгольском улусе, которая завершилась в самом начале 14 века, и после которой монгольские степи пришли в запустение, торамдасы покинули пределы своего обитания и расселились среди других народов на берегах притоков реки Итиль.

ИЗ ДОНЕСЕНИЯ ПАПСКОГО НУНЦИЯ ИЕЗАРИЯ. Тулуза, аббатство братьев-камардульцев, 4 ноября 1501 года, в 13.45 пополудни, в присутствии доверенного иудейской общины Каталонии сера Иешуа бар-Йохай.

... и единственно из зависти некоторых злокозненных людей, потому что в Венеции давно уже на досках никто не пишет, а используют холст. Древесину же в этой местности применяют редко, ибо ель сюда сплавляют в изрядных количествах по реке Адидже из Славонии, и она, в силу сего, весьма дорога. Ель же сюда привозят из пределов даже и татарских.
Так и на этом изрядном куске парусины Вашему Святейшеству известный фра Торамдассо из Фьезолы произвел работы внушительные.
А именно, изобразил Ваше Святейшество, и многих кардиналов, дарующих большую свечу Синьории. А рядом с ними и дальше вглубь полотна фра Торамдассо, знаменитый в разных государствах своим тщанием и добродетелью, поставил много домов и палаццо на Канале Гранде, Понте алла Палия и прочее. А также вывел он там и процессию богато одетых горожан во главе с духовенством, которая собирается броситься с моста в воду в благочестивом стремлении спасти реликвию.
Сей кусок от Креста Христова, о чем в свое время было составлена подробная реляция с указанием имен и фамилий, а также времени дня, года, месяца и фаз луны, ныне обретается в богато и искусно украшенной раке в соборе Святого Марка. Хотя многие не имеют в себе безусловной веры, и говорят, что сие просто киль некой древней триеры...
... Дож же изображен в доспехах, и как бы уж выступивший в поход, но и не он только написан, а много досадивший Вашему Святейшеству отпрыск императора Фридриха. Двуличием отмеченный Оттон этот, однако, изображен стоящим на коленях пред папой, а сзади и несколько сбоку восседает золотая Победа в короне и со скипетром, чего благочестивый фра Торамдассо делать отнюдь не желал, но соблазнен был к тому некоторыми людьми из Немецкого подворья. Следственно, фра Торамдассо сделал работу эту сознательно и обдуманно. Купцы же эти имели виды на подряды строительства новой верфи. Вложения же следовали от императорского казначейства, и, конечно, подряды распределены были несправедливо, о чем по Вашего Святейшества поручению и заведено ныне дело, а купцов тех определили на галеры с конфискацией всего имущества.
Поскольку дело обернулось известными политическими коллизиями, могущими составить неудобства для Священного престола, исполняя приказание Вашего Святейшества, предпринял я следующее.
26 октября на совещании Сената по поводу требования Ордена палестинских кармелитов об определении места содержания работы фра Торамдассо, я усмотрел в созвучии и некоторых иных деталях, о чем в настоящее время хлопочет Орден камардульцев, неприятное совпадение. Указав, между прочим, что Оттон злокозненный этот женился с Вашего благословения на некой девице из знатного и богатого богемского рода Торамдессен.
По записям в учетных книгах иудейской общины Богемии, в чем приложил старание и обнаружил благожелательность почтенный мессир бар Йохай, нашел я нижеследующее. А именно: никакого рода Торамдессен в Богемии никогда не бывало, а есть какие-то Торадулеску в Трансильвании, но проверить это до весны не представляется возможным, ибо горы закрыты из-за снега и опасны по причине множества бесчинствующих язычников. А также и мадьяры изрядно злодействуют, втайне исповедуя древних идолов, коих привнесли с собою в Паннонию во времена Атиллы от какого-то вещего народа.
Известно также, что и учёнейший и благочестивый мессир Джованни Коза также не был обойден тайным учением сего злокозненного племени, таинство происхождения которого и даже само существование вводит братьев наших и паству в подозрительное брожение. Препровождаю Вам сонет мессера Козы, который тот, находясь во власти...
-- ... Как белокурые, Амур, красивы косы...
... ее же и обнаружил с опасностью для жизни в обители братьев-цокколантов Сан Микеле, что на Мурано, но перенесенную позже в монастырь Карита. На этом куске холста фра Торамдассо, будучи, видимо, окончательно поглощен тенетами чернокнижия и тайнописи язычников Китая, Индии и Татарии, изобразил некоего неизвестного нам папу, как рассказывают, в первые века Церкви Христовой бежавшего из Рима в Венецию, и служившего там долгое время поваром в монастыре братьев-цокколантов. Этому повару приписывают изобретение равиолей, рецепт которых сей лжепапа якобы получил из-за пределов Славонии и даже из того места, где уходит под землю река Аракс, чтобы впасть там в среднюю реку царства теней и вечного ужаса, так правдиво описанного мессиром Алигьери...
...и я, грешный и недостойный, увлеченный рассказами о фра Торамдассо и его небывалом благочестии и мастерстве.
Венецианцы же, не испросив должного у Вашего Святейшества, тайно снарядили корабль и отправили несчастного в Турцию к Сулейману. Поэтому утверждать на верное, какие именно холсты и доски, и что изображено на них доподлинно и какого размера, мы пока не можем. Но установлено, и проверено лично мною, с привлечением доверенных лиц из Сената, следующее.
Сенат в глубочайшей тайне устроил совет, который был собран далеко от города, вне пределов венецианских.
Все члены Сената, каждый сообразно своим возможностям, добрались по морю до некоего острова, известного башней по имени Торрионе. В этой башне, под бдительной охраной флорентийских гвардейцев, состоялось совещание, на котором Сенат приговорил не посылать к Великому Турке фра Торамдассо, а подыскать человека, искусного в живописи, и лицом схожего с фра Торамдассо. И как такового не нашлось, то взяли звонаря из церкви Мадонна дель Соккорсо, некого Джованни, который в юношестве расписал неф в этом приходе в подражание манере фра Торамдассо, и приказали сломать ему нос, дабы более походил обликом на достопочтенного, но впадшего в...
...на галерах и был весьма обласкан им. И даже более того, чтобы просил у него какую угодно милость, и что она ему безусловно оказана будет. Тогда этот звонарь, не в силах более играть указанную ему роль, пал пред ним на колени и во всем сознался, на что Великий Турка не был отнюдь в обиде, а только изумился, говоря: «О, коль велико в жителях...
... и прибыл с этим рекомендательным письмом, которое, немедленно рассмотрев, Синьория постановила немедленно же и исполнить, дабы представить Великому Турке доказательства высочайшего к нему уважения. Так по этому письму сам фра Торамдассо, не известив Ваше Святейшество и курию, и отбыл в те земли, которые простираются за пределами христианского и магометанского мира, утопая в болотах, поросших дикими лесами.
...самою природою предназначен был стать, несмотря на наше противодействие тем силам, которые... что часто препятствует вызреванию веры нашей, занимая ум тем, к чему он неспособен, и отвлекая от того, чем был он вскормлен самой природой... и стяжал себе.
К сему прилагаю Вашему Святейшеству перечень и полный глоссарий всевозможных сочетаний слов и подозрительных восклицаний, издаваемых фра Торамдассо во время его отступничества.

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННЫХ ГЛАВ «ПУТЕШЕСТВИЯ ТОГУЗ-БЕКА». Абу аль-Абидин Маргази, 1667 год, с присовокуплением примечаний из переписки кагана Иосифа с Хасдаи ибн Шафрутом. Пражское издание 1856 года; коллекция графа Ракоци.

... и расстояний толком эти арбакеши измерять не умеют, ибо и длинная, и короткая, и вообще всякая дорога составляет у них один парсанг, в то время как всякому образованному человеку, чей ум следует премудрости и благочестивым размышлениям...
Что же говорить о таком мудром и могучем правителе, имя которого до сей даже поры являет собой пример для подражания? Этот Иосиф, государь осторожный и многоопытный, не зря, а имея в виду выгоды политические, поскольку имел государство пространное, а также еще из-за того, что письма часто перехватывали лазутчики, придумал ради сего вот что. Весною двор Иосифа выезжал из Итиля, расположенного весьма живописно и правильно на берегу этой могучей реки, и медленно, соблюдая приличные предосторожности, перемещался на юг, к другой реке, которую насельники тех мест называют Терек...
После же сего, избегая летнего зноя, который в этих местах бывает нестерпим из-за жаркого и сухого ветра, двигался он не в столицу же, а к еще одной великой реке, которую русские называют Дон, а иные -- Бузан... Возвращался потом в Итиль, который был в двадцати парсангах от Бузана, то есть на расстоянии в 10 ромейских стадий...
...рассказывают, между прочим, следующее (что подтверждается и вышеозначенной перепиской): гунны распались, в результате этой трагической судьбы, на четыре ветви.
Так, одна эта ветвь, в результате многих злоключений, поселилась, обессиленная, на берегах величайшей реки, которая омывает Китай и называется Хуанхэ, а после даже выселилась и в предгорья Алашаня, ибо там воды и прочего из источников было в изобилии.
Другое же колено гуннов после всех последующих потрясений, осталась на берегах некой великой же реки, и ушло еще далее, где меж горами лежит пресное море, в котором живут звери с мордой кота и руками в виде рыбьих перьев...
А их третья часть укрылась на склонах соседних гор, где также много источников и ключей.
Четвертое же колено, более всех несчастное, но обретшее иную судьбу, отступило до каменных гор Уральских и даже и до реки, которую ранее называли Ра, где и породнилась с уграми. Угры же, или иначе – дикие прежде мадьяры, взялись оттого, что бежали через великие степи от народа, от которого впоследствии произошли ужасные монголы. Эти угры бежали быстро, и еще быстрее них бежали от врага четвертые гунны. Самые ослабевшие из них укрылись в горах Алтая...
А пятое колено этих гуннов...
«И тебе известно, господин мой и учитель ибн Шафрут, сколь мало в людях моих благочестия. Не ищут смирения в Господе и субботу не соблюдают, а вместо того иные уходят летом и весною в дальние болота, и предаются там прелюбодеянию... без всякого следа. Послал я тысячу... но вотще».
... и так, дойдя до Волги, гунны те дали начало новым гуннам, народу изуверскому, который завоевал половину мира. Но справедливо также, что те народы гуннского корня, которые обретались там прежде этих гуннов, оставили по себе так мало свидетельств, что и доверия к уже известным нам сведениям нет никакого.
Во времена Омира бытовало предрассуждение, что колено это ничто иное, как мимрики, по каким-то причинам просочившиеся в недосягаемые области известного мира.
Про них и до сего часа говорят, что коли встретит некто жилища этого колена, то надобно быть тому готовым, что люди эти спят, укрываясь ослиной лопаткою, а сны они видят не в тот час, когда почивают, а на следующий день. И иногда просыпаются спустя целых сто лет, подтягивая к себе свой сон, как рыбак тянет к себе невод. И то, что запуталось в сетях, то отчасти бросают прямо на берегу и дают этому протухнуть, а потом горько плачут и стенают им одним известным способом как бы о дитяти. А другую часть растирают в порошок, готовят из этого муку и посыпают себе на грудь, говоря, что так сон высветлится и лучше проникнет в будущее. А больше ничем они не заняты, ожидая вечно, что как-нибудь сам по себе вырастет у них город, либо хлеб сам собою вскочит им прямо в рот.
Так же и великий царь Иосиф писал в письмах Хасдаи ибн Шафруту: « А еще доносят нам, что в обычае у этих данников моих, у которых не одно, а три или больше лиц, предстоять перед краем земли, опираясь руками о собственные уши, дабы не слышать того, что делается за краем мира. Ибо кто услышит, тот не сможет вернуться из того, что он услышал. Ибо устроено у них так, что всякий у них как бы опутан и оплетен тем, что услышал, словно помещен в жидкое стекло. И так они каждые три луны приходят к краю мира, подметая за собою след, как это делает лиса, и слушают то, чего не могут услышать. И от того охватывает их демон скорби и уныния, точит их ноздри и кусает пупок, выгрызая в нем дыру размером с земляной орех, поэтому они предпочитают всегда просыпаться завтра».
Справедливо также и то, что оставили о них древние сяньбийцы, заметившие, что одно ухо у них повернуто на заход, а другое на восход солнца. И из-за этого они, в отличие от других племен и народов, могут улавливать восход и заход одновременно, не зная, что делать: ложиться ли спать, или праздновать начало нового летосчисления, или садиться ужинать.
И этот талант, который отличает их от прочих народов, они держат на виду, тогда как другой свой талант прячут.
Этот талант – умение думать и слушать сразу на трех языках, ни один из которых не отличается от прочих настолько, что его и впрямь можно считать отдельным языком. И благодаря этому таланту они могут понимать любое наречие, кроме того, на котором изъясняются сами с собой. От этого же, хоть и говорят они, что милее болот своих нет на свете ничего, но больше всех иных народов родину свою они и ненавидят, готовые, однако ж, умереть за нее в любой момент, кляня ее , при том, на все лады.
Говорят также, о чем известно от хивинских и дербентских купцов, что хранит этот талант некий манихей, которого прежде многие видели еще в Джульфе. Это манихей теперь принял, говорят, постриг и живет в каком-то христианском монастыре на горе Олимп, занимаясь составлением славянской азбуки, которую можно было бы читать справа налево, а также и сверху вниз.
А иные указывают, что имя этого дервиша заключено в рецепте белого соуса одного повара, который обучился делать его, называя себя агнцем Божьим. То случилось тогда еще, когда жил на свете Гасан Саббах, который объявил о великом Закрытии Врат. Якобы видели этого человека, бегущим из Исфахана в крепость Аламут такой темной ночью, что ослепла целая стая летучих мышей.
Впоследствии же произошло вот что.
Повара этого посадили на цепь и отправили в Турцию с тем, чтобы султан содрал с него кожу, ибо негоже смертному, если он смертен, втирать в стену краски, как бы взывая к Иблису. Когда эту кожу просушивали на ветрах с Мраморного моря, она причитала на неведомом языке и испускала мелодичные вздохи, поворачиваясь неизменно на восток. При этом на ней выступили зеленые буквы, которые сложились в четыре слова. Но так как ни одно из этих слов до нас не дошло, то мы приводим свидетельство Иосифа-царя, который сам видел их, запомнив, однако же, не буквы, а только знаки, которыми слова отделяются друг от друга.

ИЗ НОВОШУМЕРСКОГО «СВИДЕТЕЛЬСТВА О СТРАНСТВИЯХ СМЯТЕННОГО ДУХА». Издание Общества первых провозвестников. Линц, типография Якуба Кёрлинга-младшего, с политипажами и иллюстрациями Генриха ван Торамдассен, почетного гражданина города Книттельшельда, кавалера ордена святого Станислава. 1898 год. Исправленное и сокращенное. (Примечание: с дозволения).

Так начал я свой путь, взятым из синей глины, которую Великий Ваятель берет всякий раз, когда ему кажется, что она вполне созрела. Он нюхает ее прежде, чем назвать ее каким-нибудь именем, потом мочится на нее, а после того оставляет потеть в том месте, над которым протекают четыре подземных реки. И так он делает, когда борода его начинает обедать человеческими словами.
Но если бы иному пришлось бы взять эту глину, надо ему сначала понять вдох и выдох. Ибо выдох ядовит, а вдох удовлетворяет, и между ними бессмертие. Но рассмотреть его нельзя, ибо так устроено, что часто одно меняется местами с другим, и несведущему трудно бывает отличить одно от другого, смертное от бессмертного и наоборот.
И так еще устроено, чтобы вдохновенные сомневались в своем бессмертии, потому что рак или гусеница не знают, какова на вкус смерть и какие у нее глаза. Так записано в бороде Ваятеля, заплетенной мелкими узлами и косами, но прочитать этого нельзя, ибо был в мире только один народ, который умел читать, написанное узлами. Но умение это было выдохом, за которым всегда следует вдох, и так вдохнул Он народ этот обратно. Потому что выдох ядовит сомнением, а кто сомневается, тот способен к рассуждению. А кто способен к рассуждению, тот бессмертен.
Я же знал себя еще тогда, когда не понимал, что слышу. И было мне хорошо. И запах мой был благоуханным и вызревшим, подобно спелым финикам. Поэтому за мной послали, дабы увлечь в плетеные из ивовых прутьев корзины. И слышал я звук ноздрей Ваятеля, когда он всасывал в себя мой пот, и был я укрыт мокрыми рогожами, и пускал я под ними благовонные пузыри на горбах шести белых верблюдов, которые мучались от жажды, преодолевая те земли, крайние пределы которых скручиваются как лепестки засохшего подорожника в августе.
И так путь этот был равен столетиям или одной неделе, или взмаху ресниц, или не имел числа, потому что время еще не обросло мышцами. А когда обросло и расправило перепончатые крылья, увидел я себя на Старомястской площади в окружении неких людей. И слышал я запах самого себя, но был он новым и я не понимал его, ибо утратил он запах ноздрей Ваятеля. Не был он подобен и запаху тех, которые попирали меня твердыми ногами, рисунок которых прост.
Я слышал, как они смотрели на меня, обитая в тонкой, тоньше бумаги или соловьиного пера перепонке, подобной слюне ласточек. Одна сторона их лиц находится в мужских чреслах, другая в крике птенца кукушки, а затылок трепещет, как горе матери.
И так мы терлись друг о друга, и мой пот всасывался сквозь чресла их, и вытекал обратно в меня, словно то, что проникает в женщину, когда возлежит с нею муж. И были мы одно.
Эти же придали мне форму, и сделалось мне тесно, и боль охватила меня, ибо познал я сомнение. Такова цена...
... И до этого совершил я немало подвигов и познал скорбь, и так глубока была печаль моя, что глина на мне обсохла и стала осыпаться, и каждая крошка плакала и стенала, не зная следов, которыми бы можно было повторить путь шести белых верблюдов с корзинами из ивовых прутьев. Ибо кости тех верблюдов были растерты в порошок для укрепления красок и выпечки блинов.
Эти блины тысячу лет выпекали для стола самого Сайида Абдаллы ат-Танухи, который ел их, соблюдая пост. А красками выкрасили, говорят до этого, -- потому что говорить о таких делах следует задом наперёд, и трижды дунув в глаз каирской кошке, -- бороду халифу Хакиму Хамзе ибн Али эль Драузи, на левой руке которого выжжен закон Такийя, а правую прячут у себя монахи-кармелиты на горе Кармель.
Сначала же увидел я себя в глазе своем, Гильгамеш я стал, ибо помнили ноздри мои запах зеленой глины и хвои и запахи манили меня и беседовали со мной, наполняя меня сожалением, страстью и смятением. Чем больше я сомневался, тем горше делалась скорбь моя. Хотелось мне лечь на дно ручья, и видеть губы пьющих, которые, испив, проливают глаза свои, будто две чаши. И, утолив жажду, так идут дальше, не имея чем видеть истину, потому что вместо множества глаз у них теперь всего лишь два: и все, что имеет форму, всего лишь отражается в них, не задерживаясь, подобно тем струям, которыми объят я был.
И довелось мне убивать, ибо слабым я начал свой первый путь, и ноги мои были тоньше стеблей молодого тростника. И взял я имя себе, сам себя назвал я так: Ваал-ха-Меш, потому что стал я пятым правителем первой династии великого города Ур. И из города этого вышел я потом с чадами своими и скотом своим ровно через тысячу лет.
А те, кто говорит, что отцом моим был демон Лила, а матерью моей богиня Ненсун, тем оставьте то, что сделал я для них. А сделал я первую пукку и первую микку, чтобы ходили из города в город и этим ремеслом зарабатывали себе на хлеб свой, развлекая тех из вас, кто в дыхании несведущ.
И еще совершил я зло, и совершил я добро.
Одержал победу я над Кишем, и взял себе тот город Ур великий, и победил Агу. И в горы ходил я за кедрами. И убил ужасную Хуваву. И разгневался Энлиль на меня, потому что обсохла глина на мне, и не слышал я запаха ноздрей Ваятеля. И также убил я быка, опустошавшего землю, потому что послан тот бык был могущественной Иштар.
Не покрыл я Иштар, подобно быку, и не возлег с нею.
И еще убил я, ослабев от просьб Инанны, птицу Анзуда и змею с дерева хулуппу, и из плоти того дерева сделал для вас новую пукку и новую микку. Но выронил их, и упали они тогда в глубины мира внутреннего, во тьму, где обитают души. И любезный друг мой, кровь моего сердца и тот, кто смотрел на меня из слюны ласточек, когда был я под струями прозрачными, Энкиду спустился за ними. Поэтому не говорите никогда, что тот человек дик, а этот ведает числа и носит одежды.
Бросился Энкиду в бездну меня ради, из любви ко мне, и пренебрег мудростью моей, не мною полученной, и остался там навеки. Ибо сердце поводырь его, но не разум, который складывает и вычитает.
Тогда возопил я горько, и губы у меня поседели, и песок посыпался из очей моих. И вызвал я, ослабевший и утерявший мощь, дух любезного друга моего, который не брат мне, но сам я, который смотрел на себя из обители между восходом и заходом, между рассветом и закатом.
И возложил я на алтарь богатые дары принцессе мира того, Эрешкигаль, и впустила она меня в лоно свое. И прошел я, пытаемый сомнением и жаждущий вод, весь подземный путь, каким ходит под землею Солнце-Шамаш, сквозь горы прошел я, как сквозь влажную зеленую глину, ногами прошел я по водам смерти, как если бы они были твердью, и так пришел на одинокий остров среди вод тех. И нашел там Ут-напишти. И посмотрел я в очи ему, и он мне, и отразились мы друг в друге, как лицо в воде, и узнал я того, кто получил бессмертие, ибо надо было, чтобы один из нас остался после потопа. И не было в нем сомнений, потому что вечность томила его.
И беседовали мы, сидя на макушке острова, и спел мне Ут-напишти, играя на микку, тайну цветка. Плоским было лицо его, как отражение на бронзовом блюде, когда посмотрелся в него, а облик остался и не спешит растаять. И узнал я от него тайну цветка, дающего молодость вечную, и не дослушал, ибо алчность застила сомнение мое. И побежал я на поиски, и ноги мои превратились в жесткие лапы, и нос стал волосатым, и глаза видели во тьме, и после меня оставался на песке извилистый след, и разыскал я цветок. Но лишь протянул я к нему руку, змей выхватил его и пожрал, и стал юн.
Тогда собрал я песок, который высыпался из очей моих, соскреб я глину со следов своих, положил себе под язык, и лег на живот, и истек жидким стеклом, подметая за собою след, как это делает лиса...

ДНЕВНИКИ КНЯЗЯ ЮСУПОВА. Прага, 1905 год, издательство Эфрона. Из архивов службы Анненербе, 1943 год, Берлин.

Вчера, 5 июня.
Осмотрели в присутствии Его Высочества великолепный шкаф из обители Аннунциаты. В шкафу же этом, как свидетельствует о том Джорджо Вазари, некогда и в самом деле хранились замечательные и искусно сделанные светильники тамошней капеллы. Светильники эти погибли во время осады города в 1529 году, а шкаф на удивление уцелел, ни единой царапины! Нота бене: точно такой же шкаф у купца Саврасова в Даевом переулке.

10 июня, 17 пополудни.
Гулял в одиночестве. Трактирщик, которого расположил я к себе, заказавши целый графин виноградной водки, рассказал, между прочим, что гирлянды придумал Доменико ди Томмазо, которого поэтому-то и прозвали Гирландайо. Трактирщик (Джованни или Джузеппе, чорт бы их всех подрал) обязался достать один образец, а в уплату, подлец, берет только русские рубли! Предлагал ему североамериканские бумажки – ни в какую. На торгах можно, пожалуй, выставить тысяч яко в пять. А повар этот Джованни, меж тем, изрядный. Пельмени итальянские стряпает чудо как хорошо. И дочка у него -- так бы и съел.

17 июня, на пути в Перуджу.
Осмотрели давеча еще и церковь, которая называется Оньисанти, то есть, Всех Святых. В церкви этой, благодетелем которой некий обрусевший итальянец, есть капелла рода Веспуччи. Того самого, из которого происходит мореплаватель Америго Веспуччи, именем которого назвали Америку. Изумительный народ. У нас Лаврентий Загоскин этого Америго семь раз за пояс заткнет, а никто храм в его честь обустроить не додумался. И не додумается. Итальянец этот обрусевший живет в Ярославле, а в Италию наезжает вместе с Третьяковым раз в году. Фамилия у него странная: Торамйолли, а по-русски называет себя Трамдасов. Прославился мылом и еще тем, что обустроил в Ярославле электрический театр. Зовут Гомес Маркелович. В Москве содержит доходный дом и склад готовых товаров.

27 июня.
Купил себе табернакль. Небольшой. Но весьма изрядный. И наши так могут, только меры не знают. У нас обязательно ввернут такие кренделя, такие турусы разведут, что и китаец очумеет. А табернакль этот мастер Гирландайо, хотя, может, и врут, смастерил будто бы для цеха льнопрядильщиков. Нота бене: от г-на Ланцова: Доменико ди Томмазо на самом деле не Томмазо, а Торамдассо. Был под негласным надзором святой инквизиции. Купец Трамдасов в сношениях с местными библиофилами, хлопочет об учреждении здесь общества любителей изящного переплета. Пуришкевич обеспокоен: библиофилов тут нет, а только какая-то кустарная переплетная мастерская в аббатстве. Старец Трамдасову писал. Письмо перехвачено. Старец же и в эту...

«... нелепую деревню, в центре которой торчит фонтан. Они с какого-то недоумения называют его прекрасным и назначают возле него свидания. А раньше был просто колодец. Кому пришло в голову соорудить из него фонтан, про то сказывают разное. Многие из поселян вспоминают приезд покойного ныне Александра Благословенного, имевшего здесь краткий отдых и обед у местного священника.
Говорят, что, отобедав и похвалив стол, государь изъявил желание осмотреть окрестность, и, прогуливаясь по селу, остановился возле колодца, который поразил его своими размерами и вышиною. Народ встречал государя возгласами и выражением счастья, как обыкновенно заведено, а помещик Тур-Бирамдасов, сопровождаемый семейством своим и челядью, поднес государю проект фонтана, нарисованный в перспективе, с большим тщанием и указанием размеров.
Его Величество тут же приказал пожаловать селению и общине тысячу рублей на обустройство фонтана с присовокуплением архитектора Аччайуолли, итальянца, поступившего на службу еще в 1811 году.
Итальянец этот происходит из рода каких-то тамошних мастеров, известных службою своею престолу папскому, но обрусел совершенно и приучился пить водку, весьма лихо занятием этим овладел, то есть проку от него было мало. Так в скором времени и получилось это сооружение, которое и хочу вам я описать, любезный друг мой, во всех подробностях.
Итак, представьте себе виды степные, украшенные кое-где редкими рощами, но вполне дикие и плоские, а над всем этим и гору, называемую на черемисском языке Шихан. Село располагается на скате этой самой горы, которая, проваливаясь вглубь ущелья, являет в недрах своих совершенно круглое озеро.
Озеро это названия никакого не имеет, а местные мужики зовут его просто «синее болото», и подходят к нему с опаскою и не ближе, чем на тридцать шагов. По преданию, в озере этом живет некое существо, способное убивать взглядом и дыханием, похожее на черепаху. Некоторые, впрочем, говорят, что видели гигантскую жабу, а исследователь Пак, из корейцев, выпустил книгу с рисунками, на которых изображен человек с ликом обезьяны. Пак же утверждает в книге, что лично этого человека видел и нарисовал его прямо с натуры, во что верится плохо, ибо этот дикарь тут же разорвал бы его.
Я наблюдал это озеро сверху. Оно и правда вид имеет мрачный. Поверхность его гладкая, зеленого цвета, мутная, потому что само озеро горячее и никогда, даже в лютые морозы, не замерзает, и над поверхностью его вздымаются испарения. Испарения эти также ядовиты, потому что камыши и деревья стоят такие, как будто обожгли их огнем. Ни рыбы, ни лягушек в озере этом нет, и птицы на берегах его не гнездятся. Местные же мужики и бабы совсем недавно, одолев свой старинный страх, наловчились черпать из озера грязь и глину, и лепить из нее превосходную посуду и всяческие свистульки, которые и продают с прибылями на ярмарках в Сызрани.
Грязь эта имеет вид изумрудный, весьма клейка на ощупь и масляниста, а запах у нее невыразимо смрадный. Пахнет она тиной и серой, как если бы яйца протухли, и свойства у нее такие, что замечено у мужиков, баб и детишек отсутствие многих болезней, в особенности же поражает цвет лица, всегда здоровый и радостный.
Даже и у осьмидесятилетних старцев здесь молодые зубы и морщин почти нет.
Фонтан же этот также производит из недр своих эту грязь и воду, несмотря на усилия многих инженеров. Поэтому вид его есть предмет для эпиграмм и прочих шутливых замечаний, ибо являет собой чашу, поддерживаемую тремя черепахами. А в четырех углах ванны стоят четыре коня, вздыбленных крошечными амурами, повернутые головами внутрь ванны, отчего вода сочится из пастей черепашьих и нелепым же образом бьет зеленую струю из конских ноздрей. Привожу вам, любезный друг, и надпись, сделанную вокруг ванны: «Источник сей источается и здравием во членах насыщается, о, путник, приникни в сей тиши!».
Вокруг горы уж начаты постройки частных павильонов для общества. Говорят, будут целебные купальни, ресторация и даже театр. Алябьев давеча писал, что, побывав тут, имел мысль между делом сочинить прелестный романс, который, кажется, и вы, друг любезный, коли речь идет о соловье...».
(Из письма М.А Офросимова к Ю.В.Жадовской).

ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ ОТДЫХАЮЩИХ.
...5. Отдыхающим запрещается покидать территорию санаторно-курортной зоны после 18.00 вплоть до выписки из санатория и сообщения по месту взимания виры.
6. Прогулки к сероводородным источникам и озеру осуществляются организованно, в соответствии с регламентом и в сопровождении старшей медицинской сестры.
7. После посещения источников отдыхающие обязаны зарегистрироваться в каб.909 с указанием номера санаторно-курортной карты и даты прибытия в санаторий.
8. Отдыхающие не имеют права не посещать, в соответствии с Постановлением №2008 Консилиума Стременных Башканов и №11 Благочестивого Аламута Государства, источник вплоть до... (Забелено белилами, исправлено: «под угрозой интернирования»).
9. Отдыхающие осуществляют организованный прием пищи после посещения источника в соответствии с утвержденным перечнем продуктов.
10. После приема пищи отдыхающие соблюдают тихий час. С 13 до 17.00.
11. После тихого часа отдыхающие имеют право на личное время. Шашки и шахматы у сестры-хозяйки.
12. Просмотр программ народно-патриотического телевидения Государства. Вечерний прием пищи.
13. 19.00-21.00 час народного самосознания.
14. 22.00 туалет, регистрация ключей и коллективный отход ко сну.
Обо всех нарушениях просьба сообщать руководству санатория в письменном виде или старшей медсестре в личной беседе.
Чрезвычайный государственный повытчик Салаудин А.А.
Главный колбяг СКЗ, заслуженный врачеватель Выхухоль.
Председатель совета старших и процедурных медсестер СКЗ Алова.
1 января 2012 года.

ПЕРЕЧЕНЬ сувениров и предметов народного промысла, приобретаемых отдыхающими, в соответствии с Постановлением № 2008 Консилиума Стременных Башканов Государства «О самосознании и мировоззрении».
1. Фаянсовая кружка белого цвета без ручки с надписью «Шиханские минеральные воды».
2. Игрушка-свистулька расписная «Олень» (производства Артели народных умельцев СКЗ).
3. Оберег плетеный, из соломки, «Мать Торамдасия» (производство отделения Союза подлинных торамдасов СКЗ).
4. Образцы лыкоплетения и лозовязания (по 1 шт.). Чуня и корзина.
5. Браслет на запястье из коры березы белой (1 шт.).
7. Ожерелье из мелких раковин с лаковым покрытием (1 шт.), производства Шиханского комбината народного искусства.
Примечание: за исключением п.5 и п.7 приобретения обязательны к регистрации с указанием личного штрих-кода и профильного заболевания. Несвоевременное приобретение карается по закону.

Глава вторая.

В келье пахнет обедом, уютно, радостно и светло.
Большое окно, забранное пышными шторами фиолетового цвета, не выходит никуда. Шторы раздвигать запрещено. На стенах, одна напротив другой, картины. Масло в коробе, туес с яблоками и луком, и еще большой кусок ржаного хлеба, по которому ползет божья коровка...
Обед обычно подается ровно в 13.05. Открывается дверь, въезжает тележка, за нею – гридин и два ятвяга в синих бушлатах и синих колпаках. Как только над дверью загорается зеленая лампочка и начинает пищать зуммер, предписано лечь на нары, положить руки под голову, крепко зажмурить глаза и широко раздвинуть ноги. Как наказывают тех, кто не починяется, сказать не могу, потому что спросить не у кого, сам же я веду себя согласно Ранжиру поведения наследственных изгоев, строго в соответствии. Все должно соответствовать тому, чьим продолжением оно является.
Обеды, если вы не знаете, у нас всегда сытные. Овощи, рыба, картошка, кисель. Очень люблю компот из сушеных груш. В день Пятничного дознания на ужин всегда мороженое в вафельных стаканчиках.
Странно: когда ем рыбу, хочется думать. Сегодня вспомнил, что мысли, не будучи облечены в панцирь из звуков и ударений, имеют форму живого вещества, точно так же, как слова есть только останки мысли. Поэтому лучше молчать. Важно еще и правильно молчать, потому что молчанием человек говорит больше, чем словами. В наше время молчание более опасно, чем полногласие. Когда-то, говорят, в ходу было еще одно древнее слово: «разногласия». Теперь это слово больше не употребляется под страхом зачисления в Ранжир, правда, предварительного, но все-таки зачисления.
Когда я родился, Ранжир уже осудило все так называемое мировое сообщество. Я вырос при соблюдении всех глав и статей Ранжира, Уставов и нашего знамени – Покона Великой Торамдасии, восьмая глава из которого сейчас и всегда украшает дверь в келью. С детства. Первые слова, которые я прочитал, были вот эти:
«Буде ли сталъ на разбои безъ всякоя свады, то зъ разбойника люди не платять, но выдадять и вся зъ женою и съ детми на потокъ и разграбление».
Первая еда, которую я самостоятельно съел деревянными ложками, была репа с медом. Первая одежда, которую я надел на себя без помощи ябетника, были порты. Первое имя, которое я прочитал, было: Тырт. К этому имени меня приговорил малый свет колбягов, когда надел я порты, потому что так звали того, от которого я произошел. Первая книга на моем столе – Ранжир, и еще одна, которую мне вручили в Гласном кочумыре всеобщего единства: Устав хождения наследственного изгоя. Первый, кто стал говорить со мной, и кому я стал отвечать – главный уполномоченный колбяг Михаил Алексеевич.
От него познал я Путь Торамдасии, начертав ее границы на скобленых шкурах костяною иглой, потому что таков Устав.
И должно было пойти много лет, много эпох, прежде чем я выучился думать внешне и думать, повернув мысли внутрь.
Думать внешне очень нелегко. Для этого надо наизусть знать не только Покон и Ранжир, а также все Уставы, но и предания, притчи, присловья, пословицы, поговорки, плачи, надлежащие восклицания и вздохи, и целую вереницу обычаев, каждый из которых дробится на сотни мелких движений и даже на сотни жестов. Только тогда внешняя мысль может соразмерно отразиться на вашем лице, осветить глаза и дать тепло, которое тут же фиксируется приказными ябетниками.
Например, когда вы садитесь за праздничный стол по случаю Дня Великого Покона, то должны делать это не сразу, а дождаться, когда вам укажут отведенное место. Обычай этот восходит ко временам первого кочумыря, когда все жили одной семьей и места всем не хватало, поэтому указание места – олицетворение справедливости, данной человеку изначально. Лицо ваше при этом освящает мягкая, спокойная, доброжелательная улыбка; вы обмениваетесь надлежащими восклицаниями с соседями по столу и ждете, когда тот, кто пригласил вас на обед, скажет первую шутку, набор которых определяет ваше отношение к Покону и чистоту вашей веры и крови. Вы отвечаете на эту шутку сдержанным смехом, произнося при этом три основных присловья. Можно и больше, но не рекомендуется. Присловья же эти такие:
1. «Ну, хозяин (хозяйка), добры пироги!»,
2. «Благодарствуйте, батюшка (матушка) за хлеб-соль, и вам добра всякого за добры пироги!»,
3. «Щи да каша пища наша!».
При этом смеются плавно, коротко и певуче, губ излишне не растягивая и не показывая зубов, глаза же несколько потупив. Когда произносишь присловье, то лицо и члены сами собой отражают его скрытый, глубокий смысл, обнаруживая вашу сопричастность нашему миру, нашему образу мысли и нашему способу выражать этот мир.
Думать внутрь опасно.
Дед мой, от которого произошел мой физический зачинатель, который еще жив и под надзором, совсем не умел думать внутрь, ибо жил в самом начале Эры. Поэтому его забрали на остров, поступив гуманно: позволили зачать потомство, учитывая его коэффициент национальной пользы. А многие были сосланы во Вторую Шиханскую Падь, на истоки. А иных приговорили по все дни изъясняться только матерными словами.
Сегодня первый праздничный день...

ПРОТОКОЛ ПЯТНИЧНОГО ДОЗНАНИЯ НАСЛЕДСТВЕННОГО ИЗГОЯ РАСПОПОВА ТЫРТА. №1957. Первый приказ СКЗ. 15.00. Главный уполномоченный колбяг Улякин А.М. Копия: Тайный приказ Совершенных даев, 1-ая дружина, в архив.

-- Когда вы почувствовали первый симптом неадекватной памяти?
-- Не помню... Кажется, в день первого брадобрея.
-- Конкретнее. От момента прикосновения симптома – конкретнее. Вас повели к брадобрею...
...-- меня повели к брадобрею. До этого я трижды прочел восьмую статью Покона. Мечник принес порты, меня облачили.
-- Вам повязали на лоб ремень?
-- Нет.
-- Хорошо. Вы знаете, почему вам не повязали на лоб ремень?
-- Да. Наследственные во втором колене не имеют этого права.
-- О чем вы думали, когда вас вели к брадобрею?
-- Было прохладно. И пол был холодным.
-- Холодный пол – где еще был такой холодный пол? Вспоминайте.
-- Когда меня представили, он рассказал, что у них...
-- Осознанные называют это «отец». Вы знаете это понятие?
-- Да.
-- И он сказал вам, что он ваш отец?
-- Нет. Мы стояли друг напротив друга. И он рассказал про дачу, и про пол, который летом был холодным.
-- Подробнее.
-- Пол на даче холодный. Доски горбатые, краска въелась в древесину, щели в ладонь. Солнце в вазе, из него растет сирень: пушистые розовые лапы. На стене тень косая от ходиков, одна цепь короткая, другая длинная, паутина от часовой стрелки – оборвалась, конец плавает в воздухе. Дверь в комнату приоткрыта. Угол стены, беленой, на гвоздиках веники – желтые, бордовые, голубые. Сухие, баней пахнет. Портрет человека с усами вдоль щек, глаз у него нехороший. Женщина стоит спиной, спина у нее живая, под платьем...
-- Цвет?
-- Земля после дождя... Спина живая, а рук не видно, будто трет или душит кого-то. Музыка еще. Из такой тарелки с железным гвоздем посередине. Песня. Про извозчика.
-- Текст? Опорные слова?
-- Я ковал тебя.
-- Еще раз, медленнее.
-- Я – ковал – тебя.
-- Хорошо. Продолжайте.
-- Что продолжать?
-- Женщина, музыка, извозчик. Дальше?
-- Книги. Он читал книги. Тогда все читали книги, было много, много. Много книг. Люди пахли книгами. Коты спали на книгах. На книгу можно было купить какую-нибудь вещь. Или обменять.
-- Он не говорил, зачем?
-- Нет.
-- Что он делал с книгами еще?
-- Он их ставил в большие короба со стеклами. Только пол был теплым.
-- Это был другой пол?
-- Да.
-- Еще. Вспоминайте. Пожалуйста.
-- Потолки и свет. Потолки высокие, как небо. Длинный стол, очень большой. Много рук, руки лепят из теста круглые шарики. Внутрь кладут что-то мокрое и серое. Смех. Дверь открыта на балкон. Балкон массивный, с колоннами и фруктами из... не знаю, как называется. Похоже на мел. Ветер.
-- Ветер... какой ветер? Вкус, цвет, особые приметы.
-- Теплый, сладкий, пахнет голосами и музыкой. Еще видно каменное здание.
-- Параметры.
-- Тяжелое, красное, кирпич гладкий, крепкий, с медальонами. Башня, на башне шпиль.
-- Церковь?
-- Что?
-- Не важно. На шпиле крест?
-- Нет, просто шпиль, острый, кажется, из дерева. Окна узкие, высокие, в решетках. На окнах, то есть, на карнизах, да? на карнизах голуби. Очень много солнца. Все белое и голубое. И еще огромное рядом.
-- Без шпиля?
-- Без. Похожее на куб. Огромное окно, изогнутое, будто его распилили пополам. Двери, четыре двери настежь. По обеим сторонам от каждой фонарь. И изваяния.
-- Идолы?
-- Да. Идолы. Две женщины и два мужчины.
-- Подробнее.
-- Извините, я устал.
-- Хорошо. К следующему дознанию вам надлежит спать не менее двенадцати часов в сутки. Пометьте в бересте. Можете идти.

РАСШИФРОВКА ВОСПОМИНАНИЙ. ИЗОБЛИЧЕННЫЙ ИЗГОЙ: РАСПОПОВ И.М. (ВМЕНЕННОЕ ИМЯ ПО РАНЖИРУ: РАСПОП ТЫРТ). Отдел шифрограмм и проникновенного видения. Первый отдел государственно-патриотического контроля.

...когда уводили Ланцова. Вечером собрались на чай, молчали. Холодец вышел не очень, жидковат. И моркови зря мало положил. Ночь была без снов, а на следующий день – суббота, и надо было лепить пельмени. И Новым годом совсем не пахнет.
Идти? Не идти? У кого узнать, что делают с теми, кто не приходит? И что делают с теми, кто пытается узнать?
Мальчик подглядывает из-за двери. Мальчик. Сын. Ему так нравится. Я знаю. Он любит, когда мы все вместе: он смотрит на этот мир и думает: как хорошо. Когда все вместе – хорошо. Руки мнут фарш, пельмени получаются маленькими, скоро их будет много-премного. Мама, бабушка, отец. Солнца-то как много. Наверное, лет сто тому назад в этой семье так повелось: пельмени по субботам, да тут и Новый год. Обедать будем пышно.
Мальчик любит с маслом, я с сыром и укусом, кто со сметаной и черным перчиком. Водка в графине. Еще селедка под кружками лука, сверху плавают медальоны масла. Хрен в судочке. Вилки с витыми ручками, стальные, с орлами на внешней стороне. Над столом – тяжелая люстра, перья, плоды, листья медные, латунные. Пустая рама: был какой-то холст, холста нет, только рама осталась. Зачем?..
Ах, Ланцов...
В театре за неделю до того. «Тартюф». Дурочка на сцене: не знает, куда девать руки. В голубом, ноги из-под подола большие, косолапые, волосы жидкие, бесцветные, кричит громко: изображает. Фанерные светильники и парень в шляпе с пером – просто парень в шляпе, а никакой не офицер. А старались. Временами даже было хорошо, и воздух пыльный, вкусный, томный. В ложах дамы, в ложах господа: в темноте не видно, что учительство да лекари. Сто тридцать, что ли ставка-то была?..
В антракте буфет с пирожными, бутербродами (кета) и коньяком. Наденька рюмку приняла, запьянела. А Ланцов в рассуждение впал. Мольер, мол, тоже воровал у древних греков. Все искусство суть вереница оскорблений и воровства, а мы, люди, то есть, потому к искусству и склонны, что воровство – способ существования вида. Если б не выдумал Одиссей деревянного коня, не было бы и Рима. Поэтому всякий художник по природе своей тиран, диктатор и злодей: дай только волю. Гитлер хотел живописцем стать, Сталин – попом, Нерон – актером. Это, говорил Ланцов, не томление духа, не жаждой творческой томим, а вроде психического заболевания, только во много раз сильнее, потому что рассудок не мутится, и все, что такой человек вытворяет – тут же становится образом жизни всех прочих.
«Вот пельмени вы лепите, к примеру. Так вы же это делаете в узком семейном кругу, вам от этого хорошо и все тут. Это ваше, личное, видение счастливой семейственности, так? А вот Тартюф какой-нибудь из этого сделал бы, допустим, ну, общественное движение. Идейную основу бы подвел. Создал бы партию, а после эта партия... улавливаете?».
Шли по улице, снегу этой зимой целые стога, звезды как у моря, на площади перед театром елка в огнях, люди, дети...
И патруль. Народная справа. Папахи, кожухи, на ногах меховые лапы, вроде лаптей. Клоуны. Но Ланцов говорит – не так все просто. Это, говорит, как слово в языке, а у слов не бывает одного только лица. Слова многолики. Есть, говорит, внешнее слово, то есть, то, что ты только видишь на бумаге. Скелет слова. Потом оно обрастает плотью – звуком, скелет и плоть сливаются и начинают набухать почки: тембр, тон, бемоли-диезы, а после вот только почки-то вскрываются – вот тебе и куст сирени. И каждый цветок на этом кусте, а куст-то и есть суть слово внешнее, не похож на собрата своего.
«Возьмите слово, к примеру, родинка. Ну, казалось бы, родинка и родинка, что ж теперь. У меня вон тоже, на губе. Однако ж, если присмотреться, сказал я это, к примеру, вот эдак, будто бы с пренебрежением и улыбочкой вот такой, да? «Ро-одинка»...и что у нас выходит? О чем это, мол, он? О Родине. О самом святом и прочее, улавливаете? И вот эти лапы меховые, у патрульных-то, это ведь только скелет значения. Плоть объявиться в свой черед, когда у лап этих появится происхождение и созреет внутри слово внутреннее. Вот тогда-то, брат вы мой, Илья Михайлович, и страшно, ибо процесс бесконечен, как у инфузории!»... Хотел спросить, причем же тут инфузория.
И тут вдруг вместо него голый человек без лица: «Я-то, видите ли, уже не совсем Ланцов, хотя, может быть, и был им. А теперь сомневаюсь. Что ж, в самом деле, лицо потеряно, стало быть, выразить ничего нельзя, даже если воняет. А вскорости, и у вас его тоже не будет. И у них, у всех. Каждый будет просто сызын. Сызын. И больше ничего»...

...Утром решено было оставить старое место. Решения обычно вызревали сами по себе, иногда зрелость решения не удавалось заметить вовремя и оно сгнивало на ветке, как порченная червем и дождями груша, иногда падало вниз, и его там пожирали жуки и влага.
Но в этот раз плод настолько очевидно вызрел, что его сорвал бы даже слепец.
Едва солнце тронуло ветви дерев, оснащенных дуплами сов и гнездами воронов, Холгу вышла в середину глиняного круга-мунгу, в центре которого возвышался кол, а на колу мертвая голова кабана, ибо кабан – земное воплощение Тарамды, и громко возопила, подъяв подбородок:
-- Елдын, карачун елдын!
И выполз из норы вечно молодой Сызын – человек-предок, живший столько, сколько помнила мать матери Холгу. Выполз же он, ибо не желал ходить как все торамдасы, прямо, а уподобил себя улитке. И лица не было на голове его. Плоским было то место, на котором находится лицо, плоским, как яйцо перепелки. Один раз в году Сызын вынимал тело свое из норы. Ложился, подобно рыбе, возле очага, ибо недаром говорят: «здоров, как рыба», и пел торамдасам длинную песнь про то, откуда пришел он, и как получились торамдасы, но песнь его была, во-первых, на неведомом языке, и пел он ее молча, съедая все звуки, как куски вяленого мяса, запивая их ветром. Его слушали – и видели снег, и горы, и много колючих высоких деревьев, меж которых танцевали мохнатые звери с длинными носами и белыми зубами, каждый из которых словно лесистый холм.
Вечная молодость предка удручала. С одной стороны, его очень хотелось убить, а с другой – никто не знал, кто будет предком после Сызына, а убивать самого себя, причем, будущего, еще хуже, чем убить себя предыдущего. Ибо предыдущее уже отужинало, и взять с него нечего.
Вот и Сызын перестал быть предком, перехитрив, тем самым, предыдущее. Через него переступали, наступали на него, спотыкались об него. И песнь его урчала у него в желудке. И убить его мог бы даже муравей.
Люди сложили жерди и меховые одеяла, накормили собак, набили кожаные мешки вяленой рыбой. Холгу встала на спину Сызына, который плакал мертвыми полдниками и новорожденными завтраками, и указала посохом на далекую гору, похожую на хребет убитого медведя:
-- Ши!
Потом она взяла куст, пылающий из вечно горящего, и бросила его в главный азыр, занялся он, и от него взяла она иной куст пылающий, и бросила его в курутын, чтобы не скучала душа Торамды.
Когда последний торамдас показал спину предыдущему, в котором сгорело то, что было прежде нового, на пепелище опустился ворон и лег спать, обернув голову крылом, и пали гнезда ниц, и дали корни, и встал молодой лес, который, чем был моложе, тем делался дряхлее.
Сызын же, брошенный как истершаяся подошва, смежил веки свои, и всосал в себя тлен часа сего, и нырнул в тысячу лет, зарывшись в плоть, как это делает всякую осень земляная жаба. А когда тревога объяла его во сне, и примстилось ему, что час его пришел, разбросал почву и облекся, ища того, кто ему потомство, чтобы заботилось о нем. И узрел себя самого среди снегов, и увидел, что вместо лица у него жидкое стекло, и вопль не вышел из него, и нечем было ему смежить веки свои...

МУЗЫ И НАСЕЛЬНИКИ. ТРУДЫ МЕССИРА ДОМЕНИКО СОККОРСО-МЛАДШЕГО, УЧЕНОГО СЕКРЕТАРЯ ОБИТЕЛИ АННУНЦИАТЫ. 1508 год, Флоренция, Тоскана.
Многие удивления испытывает путник, иссушенный зноем диких степей и безжизненных пространств, оказавшись вдруг на источниках, коим нет даже названия, и которых такое великое множество, что если б соединить воедино все потоки Тосканы и даже Венеции, то и это не дало бы такого изобилия.
Представьте себе сначала утомительные плоские равнины, на которых ничего не растет, кроме сухих трав и колючек. По пустыням этим безлюдным скитаются только тучные стада двугорбых верблюдов и антилоп с хоботами, и ветер злобствует с такой силою, что порою приходится обматывать голову материей и ложиться на землю, вотще взыскуя тень, ибо жар нестерпим.
И вот внезапно предстает перед вами гладь вод многих.
Потоки эти текут в различных направлениях, не сообразуясь с наклонами почвы, а как устроено тут Господом. Вначале предстает пред тобою поток великий и бескрайний, края которого едва видны у самого горизонта. По обеим сторонам от него раскинуты обширнейшие зеленые луга, какие можно наблюдать в устье Арно, а также в окрестностях Лаго-Маджоре, а потом появляются и купы ив и ветел.
Спустившись несколько вниз, минуя редкие рощи этих деревьев, наталкиваешься на стену высокого, выше многократно роста человеческого тростника. Такой тростник в наших краях не произрастает, но можно видеть его в Египте, а также в Анатолии. Сей тростник перемежается с иными растениями, которые подобны франкским мечам, высоки и с жалами острыми.
И средь чащи этих древ, тростников и иных растений, движутся струи потоков и недвижные воды рек, кои переплетаясь, образуют лабиринт, выхода из которого не можно найти и в течение года. Рыбы и иных водных зверей тут так много, что вода как бы шевелится от их всечасного присутствия. Также и птиц всевозможных тут непостижимое количество. Видел я белых и серых цапель. И огромные стаи больших и малых уток. И птиц с клювами, оснащенными мешками. И диких вепрей великое количество, которые бродят среди тростников и иногда взбираются на весьма крутые, и продолговатого вида бугры, лысые вершины которых покрыты круглым колючим кустарником.
На склонах же этих бугров живет племя людей, говорящих на турецком наречии и с плоскими лицами, а иные люди обликом похожи на ломбардцев, но язык имеют славянский. Живут они тем, что ловят рыбу и пасут тучные стада коров и лошадей.
Начальник одного из этих племен, в котором мы остановились на ночлег, был с нами весьма любезен, и предложил нам пищу и кров. Так заночевали мы в глиняном доме, очень чистом и почти что пустом, так как спят здесь на длинных кирпичных лавках и на свежем воздухе, по причине жары, но нас определили на крышу, под навес из стволов тростника. Утром же, отведав здешнего молока, которое берут у кобыл, и которое вкусно и питательно, отправились мы почтить местное кладбище, так как у этих людей так принято и означает высшую степень воспитанности и хороших манер.
Кладбище же это означает собой высокий травянистый холм правильной формы и рукотворный, в подножии которого показали нам глубокие дыры, прорытые в земле и покрытые соломой, огороженные низкой глинобитною оградой. На этих оградах видели мы надписи, сделанные арабским шрифтом и славянским письмом, которое было у славян во времена святого Иеронима.
После сего мы благополучно пообедали вареной рыбою. Да чуть позже и местной кашею, приготовляемой из необычайно крупного и как бы сплющенного овса. Затем же, вежливо распрощавшись с любезными хозяевами сих мест, сели мы в длинную лодку -- такую просторную, что в ней легко мог бы разместиться небольшой военный отряд.
Лодочник взял с нас плату серебряной монетою. И так мы поплыли по протокам и узким водным проходам средь тростника в самое море, которое вдруг раскрылось пред нами, совсем нежданно и во всем своем великолепии. Пред нами тут же открылись мелкие и крупные острова, выступавшие из воды, а воды было едва до середины бедра. Рыбы же и птицы было здесь столько, что я и до сих пор слышу в ушах всплески водных струй и шелест крыльев, невероятным количеством тварей производимых.
Между прочим, проплывая мимо одного острова, более похожего на вычерпанный и положенный на водную гладь конус из песка, видели мы следующее. В самой середине сего острова лежал на спине скелет человека, а когда мы пристали, то обнаружили, что это был мужчина-воин.
На черепе его был кожаный шлем, взятый в железные спицы, шириною в палец, а у правого бедра короткий и широкий, но кривой нож из железа. А там, где должно ему было иметь некогда ухо, нашли мы серебряную серьгу. А в изголовье его заметил я также прекрасный сосуд, какие не видел прежде никогда из-за его причудливой формы.
Сосуд этот похож на желудь, приплюснутый с одного конца, из которого выходит наружу отверстие, а с другого конца сосуд имеет одну ручку, а сверху имеет еще одно отверстие для того, чтобы вливать в него жидкие субстанции. Итак, сосуд этот похож одновременно на сплюснутый кувшин, и на желудь, и покрыт рифлением, а также и лощен.
Хотел я взять сосуд сей с тем, чтобы преподнести его в дар обители, как бы в назидание о землях варварских и диких, где еще не звучало слово Божие, да по неловкости слуги моего сосуд этот был порушен.
Что же касается человеческих останков, то скелет несчастного не имел ног вовсе, как будто отсечены они были мечом либо топором. Не зная, каким именно обрядом, и по вере какой был упокоен сей варвар, отслужил я положенные требы за упокой души его, ибо и «Зерцало таинств церковных», размышляя о Великом Повечерии, видит в нем день седьмой, когда души имеют отдохновение. И день сей предшествует воскресению и суду, который день восьмой и день вечности, коему сопутствуют завершенное число святых и совершенная радость: numerus completus sanctorum.
Нет недостатка в тех, кто укажет и подтвердит, что под жесточайшим воздействием грехов часто происходит внутреннее отпадение членов от тела. Святой Максим учит нас, не извлекших уроков, что вотще искать только тайную рану души человеческой, тем самым то преувеличивая зло, а то его же преуменьшая. Второй плод греха равен первому, ибо внутренний раздор сопутствует раздору между членами, которые суть человеки и творенья Господа нашего.
Об этом размышлял я, творя заупокойную, потому что и древние верили в то же, что и мы знаем. И завершил я словами Святого Максима: «Диавол, который есть соблазнитель человека искони, разъединил его волю с Богом и так разъединил людей между собой», ибо только искупление станет восстановлением единства, утраченного по немощи духовной...

ХРИСТОС ВОСХОДЯЩИЙ. О ТАИНСТВАХ И НАУКАХ.
Книга императора Генриха Шестого, составленная и исправленная фра Бенуа. Издание 1767 года, типография конгрегации «Rettile Velenosa», Эдинбург.

... потому что уже во Израиле со всею силою мы видим и находим физическое мира преображенье. Се облик четырех животных, как то – лев с крыльями могучего орла, а рядом медведь, подъявшийся на задние свои лапы, тут же видим мы и пятнистого леопарда, но самое ужасное и премерзкое, что совместно с оными находим мы и рогатого зверя, в мерзости своей злобного и страшного.
И как ранее Иезекииль в новых удалениях горизонта узрел две эпохи созидания Царства Божия, так и Даниил созерцал четыре царства, которые суть четыре империи, шествующие друг за другом, и друг друга пожирающие. Все великие империи эти есть единое царство чистого зла, и это царство в неизбежности своей будет истреблено огнем Божественным, который есть Царство Божие, его же наследуют все праведники воскресшие, все святые Всевышнего во веки веков.
И так, мы находим, что во Израиле уже утверждена сила и мысль Творенья, к завершению же его должно привести все существо и все пути мира, а путь этот есть мысль движения человечества к высшей своей цели.
В предсказаниях же, коими завершаются Пророки, конец мира сего сам в себя включает его же и возникновение и возвращение благ райских, и плодов Сада Божия. Но внять нужно голосу премудрости, который глаголет нелицемерно, что проистекает сие из идеи, что мир есть движение одной череды за другой, когда люди и нравы погибают и, внове, исходят в мир молодыми и беспорочными, но такими, какие были в истоках своих прежде. Тому же сопутствуют великие астрономические циклы и смены всего живущего на земле, как то: звери, рыбы, деревья и травы, а также реки и горы, моря и океаны.
Все эти смены есть Годы и Лета жизни мира сего, что записано даже и в Китае, а на другом конце земли – в Халдее. Но только во Израиле истина, что жизнь мира, как и жизнь человека, и дерева, и зверя останавливается в один миг и навечно, достигнув истока истоков своих.
Но возражения противу сего имеются, что истина сия суть сущности Ахурамазды.
Гатах толкует нам, что мир этот неизбежно движется к истоку, в котором и закончится, и конец сей суть Событие Великое. Ибо тогда откроется тайное, и всякий судим будет огнем для нечестивого, но благом для праведного. Верные не только дня сего ожидают, но даже и торопят его, и приход его погоняют, подобно тому, как торопят мула на горной тропе, и это есть дело благочестивое, ибо содействует движению мира. Эти благочестивые и зовутся так поэтому – «саосыянт», а средь них есть Саосыянт Единосущный, что мы сравним с именем Мессия.
Благочестивые эти горячи, в стремлении своем участвовать в величайшем из дел, ибо если и ты воин во имя Великого События, то и воскреснешь воистину. И когда земля с их помощью переплавлена будет Огнем, то и мир новый будет истинно праведным и воистину Божиим.
О том же и Авеста говорит, как и Пехлевийские книги, что Ахурамазда и верные его доверили дела Саосыянту и помощникам его. И таким образом, вся история мира и людей делится на четыре части, а в каждой части мы видим по три тысячи лет в каждой.
Первая часть есть часть только духовного Творения, и когда длится вторая часть, то происходит то, что появляются все твари во плоти, начиная с первого быка и первого человека.
С третьей же части берет начало весь род человеческий, и в этой части борется Премудрый Господь Ахурамазда с Анхрамайньей, который суть сын его и его же Противник.
И вот приходит в мир Заратустра, который Зороастр, и се есть четвертая часть, но каждое из трех тысячелетий протекает при одном из трех сынов Пророка, и каждый сын рожден только для своего времени от семени его, и это семя чудесным образом сохранялось со времен первой части в Священном озере.
Но в начале самого конца последней части, настанет время Высшего Саосыянта, и окружен он будет шестью помощниками и слугами своими, и изгонит прочь злую Силу, и завершит Мир, и тела восстановит. И так мир созреть и вызреть должен, и споспешествовать сему должен всякий, ибо Суд Ахурамазды есть цель движения Мира от истоков до устья и обратно, суть истинная цель всего развития Мира и родов человеческих...

ХРОНИКИ ЮЖНОГО ПРОВАНСА, ИССЛЕДОВАНИЯ СЭРА ДЖОЗЕФА НОРТФОЛКА.
Издание 1898 года в переводе А. Н. Трепова, Санкт-Петербург, библиотека князей Юсуповых.

... Эти же источники говорят нам, что состоялась казнь философа Мани в 276 году от Р. Х., который жил в Персии, и учение его имело хождение и до самого Желтого моря, а на западе чтили его вплоть до Бискайского залива. Однако ж, учение его было столь нетерпимо, что пустить корней прочных среди людей там не смогло. Уже к исходу века 9-го учение Мани исчезло совершенно, и община его оскудела, но семя его оказалось крепко, поскольку дало всходы в новых учениях и всевозможных толкованиях, которые резко восставали как противу Христа, так и противу Магомета.
И вот, так сделалось, что где б ни попадался проповедник учения Мани, которых звали манихеи, там и начинались беспорядки. И кровь потоками бурлила по улицам и площадям городов, подобно тому, как то было в год французской революции. Имеются веские доказательства этой связи, потому что еще в ранние века христианства манихейцы проникли на юг Италии, и в особенности осели на самом юге Франции. Говорят также, что в Италии, в Риме самом, даже папа боялся покидать укрепленный замок свой, дабы на городских площадях не подвергнуть себя диким выходкам со стороны толпы, среди которой были даже и рыцари и феодалы.
Так, в Ломбардии манихейство мерзостное пустило особенно глубокие корни. В 1602 году некий Ариальд, священник, выступил в Милане против того, чтобы сами служители господа заключали браки, однако этому возмутился архиепископ Гвидо, и этот Ариальд был умерщвлен. Тогда разгорелась настоящая война. И на стороне архиепископа выступил император Генрих Шестой, которого подозревали, что он тайный сатанист. А на стороне тех, кто желал перемен, были два папы римских, Александр Второй и Григорий Седьмой. Тогда же и был сожжен Милан...
В Италии этих манихеев назвали patareni, и, как видим из всех историй смут великих и бунтов, менее всего еретиков сих поддержали крестьяне, а более всего – дворяне и сами священники, то есть, люди образованные и со средствами.
На юге же Франции, в Лангедоке, центром этого учения стал город Альби, в силу чего этих французских манихеев и стали впоследствии называть Альбигойцами, а иногда и по-гречески – catar, что значит «благочестивый».
И так, создали эти альбигойцы свою общину, деление в которой было строгим, потому что там были «верные», а над ними еще и «Совершенные», а также и просто миряне. Эти «Совершенные» занимались тем, что жили в посте и безбрачии, и обучали «верных», а также давали напутствия умирающим, которые перед тем, как уйти в мир иной, принимали сан «Совершенных».
Так учение это стало силой в Провансе, потому что провансальцы и до сих пор французов не любят и всегда от них были отличны даже и по языку. К сему мы добавим, конечно, что Европа в те годы была в упадке культурном, духовном и светском. Попы европейские были сплошь неграмотны, прелатов назначали за взятки и по родству, богословия не было вовсе никакого.
Жизнь была скудна, трудна и исполнена скорбей великих, болезней и голода, о чем читатели мои обязаны знать правдиво, дабы не впасть в заблуждения.
Народ, говоря попросту, был дик вполне, и когда аббаты говорили ему, что все зло происходит от Люцифера, который был ангел возлюбленный, но восстал против Бога, то народ думал так: коли мне поп говорит, что Бог всемогущ, то отчего же не ведал о восстании Люциферовом и не предотвратил оное? А если Бог об этом знал, но не сделал ничего, значит, Бог и повинен в том, что мир есть зло, следственно, сам Бог поповский и есть истинное зло и его источник. И коли Бог всеведущ, следственно, в нем самом присутствует диавол. А сам сатана Богу нужен, чтобы исполнить некую задачу.
Блаженный Августин вполне ответил на сей вопрос, но вот появился ученый монах Готшальк за сорок лет до крещения русских, и добавил к Августину, что так устроено, что одни люди рождаются предопределенными к раю и спасению, а иные осуждены ко аду по предвидению и всеведению Господа.
Но ему возразил Иоанн Скотт Эригена, что Зла в мире нет вообще, поскольку Зло суть полное отсутствие Бытия, а коли нету Зла, то без него и Добра не бывает, а коли ни того, ни другого нет, то и угрызений совести быть не может.
Тогда Рим принял на веру, что надобно вернуться к учению Пелагия, что спастись можно только чрез свершения дел благих, и, стало быть, свершен был отход от проповеди Блаженного Августина. То есть, принято было, что Господь суть Непостижимость, которая сама не знает о своем же собственном существовании.
Тогда возникло мнение: а как же Господь может услышать молящего, если Он есть Нечто, которому нечем внять им?
В противовес же сему, альбигойцы из Прованса говорили ясно, что Зло извечно.
Зло суть вещество, которое рождено было Духом, но впоследствии материя эта обволокла собою Дух, как плоть или кожа. Поэтому Зло мира сего суть муки Духа, и стенания его под оболочкою вещества, и все, что есть материя, то и есть суть Зло воплощенное: и тело человеческое, и еда, и церковь Божия, и икона, и семья...
По учению альбигойскому, все предметы сии должны быть истреблены из мира, несовершенного и злом созданного. Но сам человек себя убивать рукою своею же отнюдь не может, потому что, когда убьет, в тот же миг и вновь родится таким же, в мерзостях мира сего. А должен человек, сообразно учению «Совершенных», дабы уродиться внове совершенным, плоть свою истреблять и изнурять жестоко, но не только постом и послушанием жестоковыйным, а и развратом плоть свою уничтожая.
И вот, когда плоть так изнурена, тогда вещество хищное из лап своих душу выпускает, и Дух высвобожденный к новому урождению приготовляется.
И так рассудили: ничего нет противного в делах твоих, поелику ты не в мире существуешь, но в клоаке сущей, ибо этот мир есть вместилище Зла, и все можно, что против этого мира. Несть ни лжи, ни предательства, но кинжал и яд, и детоубийство даже – благо чистое, потому как к падению Зла приводит, и мир новый как повар искусный тесто готовит ...

УЧЕНИЕ О ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИИ.
Сочинение капеллана Гериберта, в 1022 году на костре сожженного в городе Орлеане. Издательство «Феникс», С-Пб., 1905 г.

...к рассмотрению, положительно только слово Святого Августина. Столь боговдохновенные речи мы слышим и сердце к ним отверзнуто. И так мессир Готшальк сообразно мукам плоти, темницы Духа, ведет нас сквозь тьму. Так же и Эригена делает, подъяв очи свои ко Вселенной, и пытая себя источником света грядущего, который опалит.
И как нет у человека воли, чтобы делать то, что делает, и думать то, что думает, и идти путями, которыми ходит, так и люди по воле Всевышнего вычерпнуты из озера священного, семени Божественного полного, и души их сотворены из семени сего либо злым умыслом, либо добрым. И так каждый есть до рождения своего либо душа порочная, либо душа чистая. И всякий так живет, сообразно тому, какова его природа тварная.
И те из них, кто сотворен был в добре, те зло совершать могут только противу воли своей, и зло их не есть грех, и грех не может им в вину быть поставлен никакой. И грехи им никакие вменены быть не могут, и время суда им отсрочено до их полного слияния со Светом.
Но Эригена впал в заблуждения, отрицая предвечное Зло, и, в отрицании этом, открыл истину, что Непостижимость суть Бог, и Бог есть Неведомая Суть, сама себя не постигшая, ибо постичь себя не может.
Бог суть Несотворенное, но Творящее, которое не эманацию свою в себя же вбирает обратно, что суть сотворенное и творящее, то есть мысль, и не вещи невидимые, которые есть сотворенное, но не творящее, а смятенные души сынов Адамовых. И эти души суть не сотворенное и не творящее, и души эти суть пустота, Пустотою же исполненная. И в том каждый узри Премудрость, а имеющий ум пустоту сию исчисли.
Ибо Диавол есть Пустота, которая при сопряжении с веществом весьма буйствует, но при отсутствии вещества Пустота самой собою не наполняется и так лишена существования.
И вот, есть То, что создало из самого Себя все, будучи Пустотою. И от этой Пустоты вселилась в мир плоть, чтобы издеваться над человеком, и тот это сделал, о котором Завет Ветхий говорит нам, что это Яхве. А кто учен и сведущ, и на ком Премудрость, тот да разоблачит его дела злые и жестокие.
Верные же скажут, что и Господь, который есть Иисус, был доподлинно плоть человеческая. И то есть правда.
Но лживые умалчивают, что Христос имел тело небесное, когда в Марию вселялся. В ухо той Марии вдунут был Он одним выдохом, и так в нее вселился. И, вселившись, изошел из ее другого же уха не плодом ее, а тем, кем и был прежде времен. И надобности Господь наш Спаситель ни в чем земном отнюдь не имел, а ел он и пил он только того лишь ради, дабы людей не напугать и не ввести в смятение великое, и чтобы пред Сатаной себя не заподозрить, ибо искал Сатана, как погубить Избавителя.
Но вы, Верные и Совершенные, с покорностью и смирением примите тайное, что открыто нам по вдоху Ахурамазды, который есть Несотворенное и Творящее, бывшее прежде всех иных, и которое от семени его изначального в нас водворилось от времен, когда времени не было.
Вам же открыто, что кого они в стопы целуют, аки идола, и изображения которого на крестах своих делают, и на досках малюют, и выю перед ним клонят, и именем его клянутся, и во имя его убивают и насильничают, суть семя Яхве и творение Демона, ибо Яхве суть имя Пустоты. И семя это, имя которому Христос, в мир снизошло по слову Зла, чтобы слукавить перед очами добрых людей, и извести их ложью, и ввести в соблазн, и прельстить, чтобы истинному спасению их воспрепятствовать.
И да знают верные, что истинный Спаситель Salvatore не приходил еще в мир, а пребывает и вечно пребывать будет во Иерусалиме Небесном, куда нам стремиться надо.
И так, когда вас ведут на костер, то огня не бойтесь, и когда водою пытают, и железом, и рвут конями, ликуйте, ибо это благо и счастье, и пойте гимны и радуйтесь. И когда говорите с теми, кто несведущ и верен сыну диавола сего, то правды избегайте. А следы в словесах своих путайте, дабы лукавый с пути сбился.
И меняйте облик свой, ибо мир сей суть вещество злобное.
И проникайте в города и деревни как купцы, и шорники, и ткачи, потому что ткачу работу дают легко, и всем ткач нужен, и все его в домы свои приглашают.
И так ведите дела, чтобы любезными быть, и людей сильных к себе располагать.
Тому приложена булла папы нашего, а ее из Болгарии доставил досточтимый схоласт Лизой.

ГНОСТИЦИЗМ ВТОРОГО РИМА. Причины падения Византии.
Франсуа Подерет, Париж, 1840 год, архивы Анненербе.

Подобно философам времен расцвета Афин, люди эти старались умом своим подняться и превзойти учителей. Каждый из них был рапсод. Каждый уподоблялся Гомеру и Аристофану.
Так вышло, что сложился у них миф о Демиурге. Этим именем они обозначали Великого Ремесленника, который сотворил мир для забавы своей, чтобы муками людскими наслаждаться. И Ремесленник этот есть бог Завета Ветхого, который и не бог вовсе, а отвлечение от него.
Истинный же Бог по учению их, есть тот, кто не вещество сотворил, а души, в мире сущие и границ не ведающие. Потому и Христос у них был в человеческом облике своем только призрак. Особенно в этом преуспели некие из них, которых называли офиты. Потому что Офис суть Змей, премудрости Адама и Еву научивший.
Премудрость же суть Божественный Свет и краеугольный камень мироздания. Изливается он, сам в себя вбирая свет и мысль Творящую. Но зависть вселилась во врага его, демона Ялдаваофа, которого назвали еще Яхве, и создал он на потеху себе Адама и Еву. А, создав сих, не дал им Премудрости, и тогда Божественная Премудрость пожалела несчастных сих, и послан был Офис, дабы узнали они, что есть Добро, а что есть Зло.
И пришел Офис. И дал им премудрость, и в глаза поцеловал, и излился в них Божественный Свет. И вот с тех пор Ялдаваоф борется с племенем людским, и мстит ему, и с Офисом борется непрестанно...
Такова, вкратце, сущность византийского гностицизма, который мы и рассмотрим подробно, ибо в нем ключ к пониманию процесса распада империй.
Во-первых, надо уточнить, что даже миф о потопе, по суждению гностиков, суть иносказание о мощном потоке низменных страстей и пороков, обрушенных Ялдаваофом на человечество. В этом же ключе, и Ной спасся отнюдь не в ковчеге. Это Премудрость оросила его своим Светом, а также и весь род его. И тем спасла человечество от погибели.
Но после этого Ялдаваоф, однако ж, соблазнами многими и устрашениями, подчинил себе некую, большую довольно, группу людей из племени Авраама. И заключил с Авраамом договор, который потом стал настоящим законом. И закон этот вменен был уже через Моисея.
В этом законе Ялдаваоф прямо лжет, когда называет себя Богом Единым, потому что на самом деле он есть всего лишь второстепенный огненный демон (см. неопалимая купина), и через него иногда-то и говорили с людьми некоторые ветхие пророки.
А другие говорили тоже не от Бога, но от демонов чином пониже, и не столь кровожадных.
Также и Христа мечтал Ялдаваоф погубить в духовном теле его, но сумел достичь только того, что Спасителя казнили человеческой пыткою. И, казненный, Христос вочеловеченный воссоединился с Христом Божественным.
Святой Валентин, которого празднуют у нас на манер языческий любовники, проповедовал это, равно как и раньше него Саторнил из Антиохии, а также и Василид из Александрии. Далее Маркион, от которого родилось учение павликиан, развил учение это, опираясь на речь апостола Павла в Афинах «О Неведомом Боге».
В двух словах, работу эту доделал Дёллингер, и вот что получилось.
Гностики сформулировали различия между Богом Ветхого Завета, и Богом Завета Нового.
Ветхий Бог запрещает вкушать человеку от Древа Жизни.
А Тот, что через Евангелие возвещен, дарует побеждающему вкусить манну Сокровенную.
Ветхий Бог совращает смешением полов и зовет размножиться до пределов ойкумены с женами многими, а Евангелию противно даже и косвенное касание взглядом женщины во грехе.
Ветхий Бог обещает в награду землю и царства земные.
А Евангелием Святым воздвигнутый Господь, обещает Небо.
Тот Бог зовет к убийствам, и к истреблению поверженных, и обрезание ему нужно.
А Этот милости чает к сирым и униженным, и обрезание Его есть отсечение грехов всяких от души, которая в сосуде тела вмещается.
Ялдаваоф землю проклинает.
А Тот, Кто выше его, благословляет ее, потому что Земля мала и одинока, и суть плод драгоценный.
Ялдаваоф зубами срежещет и кается в том, что создал человеков, а Новый Спаситель любит людей.
Этому надобны животные жертвы, а Тому они противны.
Тот требует око за око, Этот же месть презирает, но прощение – жертва Ему, ибо прощением уничтожается зло.

...На собрание добирался, черт те знает, как: во-первых, оделся наобум, свитер и джинсы, а свитер в катышках, во-вторых, мужик в автобусе дышал перегаром. Тулуп душил. На душе нехорошо...
Может быть, Ланцов об этом не только за столом, когда все, вроде бы, свои, а на работе, допустим. Молчание золото, а он, видимо, дурак. Есть такие: хлебом не корми: причинно-следственные связи, исторический процесс...
Вот тебе и процесс.
Когда загорелось, ночью, прибежал:
-- Театр горит! Геростраты! Рейхстаг! Ночь длинных ножей!
А пьяненький...
-- Горит! И лизать будешь, аки пёс, блевотину свою! Вот мы, значит, сейчас и жрем то, от чего козел, простите, сблюет!
Полыхало – да, принципиально полыхало. Стог однажды вот так в колхозе, давно. В той еще жизни.
Народу внизу -- что тля на капусте, все веселые, ёлка в лампочках, светло как днем, а театра больше нет.
С балкона красиво очень. Замерзли, и как-то так устали вроде, будто вынули что-то изнутри: ну, мол, сгорело, ну и что ж теперь. Бог дал, Бог взял.
Пригласил его по рюмочке, за упокой души храма культуры. Сайру из банки прямо вилками, а еще соку томатного, чтоб запить: спирт, однако...
-- И вы, Иван Михайлович, понять должны, что тут все одно к одному. Затея-то! Сначала погребение раскопали. Помните? Ну, погребение. Скелет в шлеме, меч какой-то вроде хоккейной клюшки и кувшины непонятные. И на черепках глиняных письмена. Тогда сразу – статьи, передачи. Книжка вышла. Альбом и все такое. Сейчас-то кто помнит, а я еще тогда сказал: не все так просто: торамдасы! Кто про них чего знал? Никто! Вы про них, к примеру, слышали?
-- Помилуй Бог.
-- Вот то-то, что Бог. Бог! Какой Бог? А? А я вот знаю. Торамдасы тут у нас взялись внезапно, откуда-то с гор поперли. То есть, жили в предгорье каком-то, каком – не установлено. А потом что-то стряслось у них там, и они переселились как раз в болота наши. Шихан знаете? Ну, где санаторий для этих... у которых руки-ноги.
-- Государственные Воды. Ну, там не только ноги. Сердце. Легкие. По женской части тоже. Бывал разок. Пряники в полдник... а по вечерам – танцы! Повторим?
-- Угу. Только это сейчас там... от победы к победе, а раньше великие люди лечились. Театры были, балы всякие, павильоны, Алябьев, говорят, там романс этот свой сочинил, про соловья... и на все на это лично царь денег дал. Виноград произрастал! Но вот в чем штука-то. У торамдасов этих древних вера была какая-то чудная: вроде бы в озере этом серном, которое мертвое и горячее, не вода, а, понимаете, как бы сперма.
-- Чего?
-- Ну, семя мужеское! А то вы думаете, почему нам запретили знать, причем, внезапно, что вода – это минерал? Самый грозный бог у них был, как его там... и вот целое озеро напрудил: про запас. Чтобы, значит, из этого, чего наструячил, потом сыновья этого бога рождались. Но самое главное: язык у них был – помесь узбекского... то ли с французским, то ли с испанским, что ли, а всех начальников называли, наоборот, по-русски.
-- И кто это выяснил?
-- Ученые.
-- Да врут, поди, всё! Ученые... я, когда туда первый-то раз приехал, так знаете, что врач сказала? У тебя, говорит, Распопов, на самом деле не ноги болят, а это у тебя в голове. Дескать, измышление это. Убил бы. А вы – ученые! Ему диссертацию сочинить надо, вот и врет. Где узбеки и где французы?
-- А французы, вроде бы, сюда сбежали, когда там у них, во Франции, попов каких-то на кострах жечь взялись. Но интересно: знали ведь, куда бежать!
-- Революционеры, что ли?
-- Да какие там!.. Средние века, мракобесье, рыцари... хотя, кто их знает, может, и бунтовали... И вот, я к торамдасам: помните, как губернатор-то заговорил? Древнейшая земля, древнейшая культура, великие предки, почему евреи сумели выучить иврит, а мы не можем... А потом вместо такая-то область, вдруг появилось вот это: Торамдасский край. Вон и у вас календарь: «Пройдись по Торамдасскому краю». И эти: девять чудес Торамдасского края! У всех -- семь, у нас – девять.
-- А это – да, это даже у нас на планерке, кто, мол, из мочала короб сплетет – регистрировать. А потом в краеведческий музей.
-- Но какие чудеса-то? Чудеса! Короб из лыка – это промысел, а чудеса – это выше бери, это у них символы. Символ – это как родимое пятно. Вот гора Шихан, озеро со спермой и вот этот раскопанный скелет. Гимн на новый язык переводят! А знаете, как теперь, к примеру, будет инспектор?
-- Ну?
-- Колбяг! А генеральный директор? Повытчик!
-- Повытчик – это у нас уже висит.
-- А конституция? Точно известно, что – Покон. Министр теперь – стременной башкан! Тьфу, ей-богу... А еще будут эти... уставы и ранжиры. Менты будут не менты, а гридины, начальство помельче -- мечники, а совсем уж подай-принеси – ябетники.
-- Мы что ли с вами? Ябеды? И как это вы запомнили-то...
-- Ябетники. Значит, которые ответ держат за что-нибудь, древнее слово... А как не запомнить? еще Геродот...
Ну, в общем, все в таком вот духе. Два года как один день. Вчера вот будто только и ёлку наряжали, ту еще. Ланцов!
Теперь-то что уж, теперь скажу – прав был балабол. Набалаболил, мать его...

... на входе гридины в свитках и шапках с оторочкой из выхухоля, автоматы на шее, передатчики всякие, наручники. Плакат: «Шурдызян грацие аль ностро Покон Торамдасс!». Флаг новый в углу. В зале еще один плакат: «Устав э Ранжир – тырдя стелла Кочумыр!»...
Тырдя...
-- Встать! Его превосходительство главный повытчик уряда! Сесть! Распопов – встать!
-- Кто таков Хоакин Соролли?
-- Что можете сказать об... э-э-э... снегире обосравшемся? И чем обосравшемся?
-- Когда состоялось чтение гимна, сочиненного Ланцовым?
-- С какой целью имели умствовать о китах?
-- Кто вовлек с пренебрежением распространяться о камнях и флаге?
-- Кого имярек именовал козлом блюющим? И чем блюющим?
-- Почему сказал, что белые ночи у нас невозможны?
-- Когда сдавал максимум по торамдасской грамматике и патриотическому мышлению?
-- Были ли вы лично знакомы с господином Моне?
...А дальше ничего не помню. Вопросы помню, воздух помню: жаркий, плотный, а из него, как из теста ягоды, глаза. Много глаз. Не увернешься. И то, что было до всего этого, того как бы и вовсе не было, потому что...

Глава третья.

Севернее все стало другим. Степь и лес, обжитые за тысячи лет, остались далеко позади.
Вокруг возвышались плотные холмы, укрытые шапками дерев, между которыми текли глубокие овраги, а в каждом овраге – вода, много воды, ручьи, ключи, речушки...
На горизонте -- огромный меловой купол.
-- Ши-а-хаан!
Народ сел на землю, и каждый набрал горсть новой земли, и каждый съел свою горсть, и в каждой горсти было определенное число лун, весен и зим, и в каждой луне точное количество дней.
И се, воссев округ, испразнился народ, и взошли новые травы, и средь оных возвел народ самого себя, не подозревая о минувшем...

ДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ШИ ХУАН-ДО.
Из книги «Разведка Древнего Китая», Джон Олдридж, 1944 год, Лондон.

... Как и мы, занимались они, эти джунгарские гунны, земледелием. Но иные из них, числом великие, пасли стада множественные там, где горы монголов, подобно тому какие стада пасут усуни к западу, в местах, где собираются в узел семь рек.
Имелись также свидетельства о военных приготовлениях в известном своим небрежением к Поднебесной царстве Кангюй, которое лежит теперь от Тарбагатая до той реки, которую варвары зовут Сырдарья. И это царство Кангюй стадами богато, и воинов в нем великое множество. И все как один всадники, которых царство это могло выставить до 200 тысяч. В царстве этом течет еще одна река, называемая Чу, и начало этой реки из озера Иссык-Куль.
Однако, к несчастью же нашему, вследствие худого климата и бедствий иных, и земледелие у гуннов пришло в упадок, и скотоводство их сократилось. И тогда распались гунны на четыре колена. И первое из них поселилось на берегах Хуанхэ и взяло еще предгорья, а прочие растворились на севере или ушли далеко на запад, где лежит торговый путь к варварам. Там еще добавились к ним всадники буртасы, о которых никто ничего сказать не может.
Как случилось, что четвертое колено ушло на запад и преодолело реки могучие, то понятно станет, когда скажем о звероподобных мы сяньбийцах, от которых монголы нынешние произошли. Сяньбийцы эти напали на гуннов, и те бежали от Тарбагатая до Итиля. Три года бежали они, избиваемые монголами. И кто из них не мог идти дальше, те укрылись в горах Алатау, а другие и перешли поток Итиль. А в местах тех, откуда убежали гунны, и до сих пор запустение...
Гунны же больше никогда на старые земли не вернутся, а вместо них недавно пришел сюда народ тоба, который обитал прежде на реке Керулен, и оттуда дошел народ сей до Хуанхэ.
А сяньбийцы степь тоже покинули, и живут теперь возле Тянь-Шаня. Говорят также, что причины исхода народов с мест своих есть усыхание великого озера Балхаш, которое прежде было соленым, как море. И даже то море обмелело совершенно, где разные народы сидят, и море это в болота превратилось. Потому и усуни ушли в горы Тянь-Шань вослед за сяньбийцами, а их место занял народ, юебань называемый, который суть потомство древних гуннов, и заселили народ этот Тарбагатай.
И царство Кангюй захирело и ослабло, и народ его ныне нищ и незначителен.
А теперь на север переселились народы, теле называемые, а сами себя они зовут иногда тюркю, и еще уйгуры. И другие тюрки сюда пришли, и еще жужани, и войны между ними нет, и то есть опасность для Поднебесной...

ГОТСКИЕ ХРОНИКИ.
Аббат Марцеллин, Падуя, 1517 год, с иллюстрациями Андреа Мантенья.

Итак, готы из своей страны холодной, похожей на остров в ледяном море, переплыли море это и осели, берега захватив, на южном берегу моря Балтийского, а потом вышли к устью реки, которую славяне называют Висла. Там же у славян были города и богатые святилища, потому, не имея сил противостоять им, готы ушли на юг, и так шли они долго, и пришли к реке могучей, которая у славян Непра-река зовется, или еще Днепр, а греки зовут ее Борисфен.
Оттуда достигли готы эти реки Припять, и так расселились по всем пространствам леса и степи на восток, завоевав и всю степь вплоть до моря Готского, которое славяне Черным называют. И так приблизились они к городам богатым, которые суть Ольвия и Херсонес, и из которых хлеба в огромном количестве вывозили ромеи в Рим и Константинополь.
А вбок от них море есть Каспийское, которое было мелким очень и высохшим почти, а река другая, которую зовут Ра, Итиль, а еще по языку славян Волга, тоже тогда была изрядно мелкой. И лесов там было много, но сухие стояли эти леса, потому что засуха немилосердная...
И там, где теперь рукава пространные у Волги, была не вода, и островов многих не было, и рыбы, и птиц, а только горы песчаные, меж которых сновали дикие кочевники всяческие. И есть у Волги река еще, называемая по-татарски Ахтуба, и эта река в те времена текла к Уралу. И там пропадала в пустотах и оврагах...

САРМАТЫ.
Каспар Вирялис, Варшава, 1789 год, переиздание: Каунас, 1940 год.

... Естественно, что именно тогда, то есть, приблизительно в начале 3-го века по Р.Х., Волга и стала такой же полноводной, как и сейчас, образовав в нижнем своем течении многочисленные протоки и озера, а при вхождении своем в Каспий – грандиозную дельту. И именно тогда сарматы, как одни из предков современных нам поляков, были выгнаны с Волги гуннами.
Но и эти гунны, о которых мы читаем у Олдриджа, не захотели оставаться здесь, и двинулись дальше, поскольку вслед им пришли и победили их в сражениях болгары. Однако болгары дельту Волги и уральскую впадину, и поныне слабо исследованную, оставили без всякого внимания, а расселились по степям.
Итак, на месте прежде могущественного и пространного Гуннского государства, империи, раскинувшейся от Желтого моря до пределов Италии, образовался Великий Тюркский каганат.
Тюрки – вернее, один из народов тюрок, имя которого нам пока не известно доподлинно – сотворили империю во много раз более мощную, чем до них гунны. К концу 6-го века они уже покорили степную зону от Китая до Танаиса, не оставив без внимания и страны Средней Азии. Тогда же тюрки обратили внимание свое и на Иран, и на Византию.
Столь воистину грандиозная держава управлялась одним только кочевникам известным манером. Но известно, между прочим, что у них была некая система управления, которая называлась Эль. Хороша ли была она, или же порочна, сказать наверное нельзя, но известно, однако ж, что очень скоро после своего создания Тюркский каганат развалился на два государства – Западный каганат и Восточный каганат.
Но в Западном каганате сами тюрки, по причине многих иных народов, были в меньшинстве. Только сам хан, его родственники и дружина были тюрками. Все остальные, хотя и принадлежали к одному корню с тюрками, имели уже собственную культуру и традиции, и называли сами себя по-разному.
Народ теле жил в каганате в Джунгарии, а возле Арала кочевали кангары, которые позже отселились в Восточную Европу и стали бичом для русских, которых последние назвали печенеги. Кроме того, между Каспием и Черным морем жили болгары, а между Тереком и Волгой – хазары.
Но случилось то, что случилось: Западный каганат подвергся агрессии. Арабы завоевали земли Средней Азии, а китайцы обрушились на Джунгарию, и увезли в плен телесского хана. Род его бежал в хазарские земли – и так возник Хазарский каганат.
Болгары же оставались народом могучим и развитым. Но хазары обрабатывали землю в дельте Волги, тогда как болгары пасли свой скот и перемещались беспрестанно с места на место.
И вот в то время, когда закончились политические потрясения, на все эти земли обрушилась стихия. Ничего про это не известно, но разные источники и свидетельства сообщают нам, что Амударья вдруг стала впадать в Каспий, и море вышло из берегов, затопив все пространства вокруг себя. На одну часть земли обрушились дожди, а на болгар и хазар – невиданная доселе засуха...

ПРИКАЗ ПО СКЗ № 181. Копия – Тайный приказ Внутренней справы государственных повытчиков, Тайный приказ совершенных даев.
В соответствии с пунктом 5 Устава родительского осознания наследственных изгоев вменяется проведение извода Распопа Тырта в истинном воплощении с Распопом Тыртом утраченным, согласно ранжиру, Распоповым Ильей Михайловичем. Исполнение возложить на приказ надзора за наследственными изгоями. В присутствии не менее трех ятвягов и одного колбяга с двумя гриднями. Об исполнении послеродительского дознания – в письменном виде.
Чрезвычайный государственный повытчик Салаудин А.

...потому что когда раньше, когда дни были бесконечные, люди поднимались вверх. Вверх вели ступени, сделанные из серого булыжника, и улица казалась потоком, взятым в каменные двух и трехэтажные берега. По правому берегу – путти улыбаются с карнизов, проходные дворы забраны воротами решетчатыми, а на воротах крученые ветви и львиные морды, парадное кукольного театра о двух грифонах с лицами веселых орлов. По берегу левому – полукруглые арки меж домами, а дом к дому прилип, и каждый дом особенного цвета: этот рыжий, тот – зеленый с молоком, в пилястрах и гирляндах каменных.
Одна рука тонет в маминой руке, другой хорошо в папиной, и чем ступени круче, тем город за спиной мельче, и волны запахов в лицо. Потому что вот впереди корабль в колоннах, не дворец – а будто хор в греческих масках, боярышником окруженный, каждое дерево – дед в алых ягодах-оберегах, а на валу перед дворцом – стена цветных табаков, человеку до макушки, и яблони.
А напротив – чаща сиреневая и черемуховая. А из нее белая голова сахарной церкви, и золото от крестов ввысь стрелами, и ступени кончились, и потекла под ногами площадь из красной гранитной крошки, вот врата кованные, а за ними не видно ничего: лес: ели черные, и дубовые стволы в лохматых птичьих гнездах.
И то, чего быть не может: папа называет это «собор», а на самом деле каменный цветок, из самой земли к небу проросший, у цветка вишневого такая же кожа, а глав у него семь. И самая главная глава выше птиц. И от нее музыка сладкая и сердце сначала падает, а потом так бы взлетел за золотым пером, которое сквозь смородиновую мглу – там, высоко, где ангел, говорят, на крест оперся и на город глядит...
Вот это все называлось Родина.
И вата сахарная, и сироп вишневый, и мороженое за 48 копеек, царское, большой брикет. И ботики из мягкой голубовато-серебряной кожи, со шнуровкой, которые ловко сидят на ножках у глазастой гимназистки, а гимназистка несет на плече длинную палку, а на палке фотопортрет Надежды Константиновны Крупской. Была в древности такая женщина: глаза рачьи, слюна в углу жабьего рта...
У Родины было много лиц и имен.
Каждые сто лет Родина снимала старое лицо, и новое было как у только что вылупившегося птенца. И каждые сто лет Родина желала себе нового имени, будто это новое имя сможет обмануть того, который знает имя подлинное, и, зная его подлинность, не спешит услышать. И, удрученный тем, что сокрыто, каждый из нас склонен искать новые земли и пространства.
Склонность эта, как я понимаю, проистекает от необходимости отодвигать границы от ядра нашего отечества. А поскольку ни гор высоких, ни морей, то есть, преград естественных, предохраняющих нас от вторжения иноплеменных веяний, у нас нет, то и движение границ у нас есть способ и средство осуществления национальной идеи. Так движемся мы, лицом к западу, но вспять, стремясь туда, где песок втекает в песок, пряча в себе скорпионов, сокровища и кости исчезнувших народов и племен...
Из этого песка, слегка опушенного травами и лесом, как лысина капуцина, каждые сто лет стучится в старую жизнь моя новая Родина с глазами Надежды Крупской.
Вот что я помню и осязаю. Вам это понятно, ваше превосходительство?
Представляете, ваше превосходительство, старый лысый капуцин во вретище, нос фиолетовый, стопы босые, а на щеки желтый луч от фонаря, потому что фонарь у него высоко-высоко: улыбается и ладонью, а ладонь на черепок похожа, вот так: иди, мол, иди сюда, пострел, бамбино, фасточчио ты этакий! У нас тут хоровод, смотри, детишек сколько, и елка – где ты еще такую елку увидишь?
А на мне шелковые шаровары, ваше превосходительство, и шляпа с пером, и шпага пластмассовая, и вообще я – Атос, ваше превосходительство. А вокруг меня – снежинки, золушки, белоснежки, принцессы. Ватой пахнет, и лесом, и волком, а с лап еловых, черных, бездонных – сок от шаров, и потолок в звездах, и шторы тяжкие на дверях, а за каждой дверью вход в круглую чашу: это, ваше превосходительство, театр. Вот дадут пакет с пастилою и «мишками на севере», отдам маме шляпу, сяду в пятый ряд.
И, ваше превосходительство, пираты в красных косынках! дукаты! кого-то спасают, пещеры и каравеллы, дракон и рыцарь, и Дед Мороз, конечно, хотя он тут и ни к чему, но каков кафтан! И рост, и посох, а у Снегурочки юбочка. Ваше превосходительство, видели бы вы эту юбочку!..
Вы сами-то, разве сами-то вы запамятовали, ваше превосходительство? И что мне теперь со всем этим делать? Куда это все девать, если оно снится даже тогда, когда я, изо всех сил своих, исполняя Покон и Устав, все равно все это вижу, особенно, ваше превосходительство, примерно с трех до пяти часов утра?
Докладываю, пишу, расписываюсь, все как положено, но было бы лучше, понеже б в заблуждение вас вводил, вас и Государство, говоря, что ничего, кроме облика великих предков и статей Покона на глаз нейдет? А радугу куда мне девать? радугу, которая от ангела спящего на сахарной голове – и до купола того, что называлось прежде ныне запретным словом греческого происхождения? И вот еще вчера, то есть, ночью: будто бы и не сплю, а вдруг кто-то по плечу-то меня – хлоп! Глаза повернул: а это, ваше превосходительство, Жириновский...
Много слов-то было, ваше превосходительство, вполне чуждых, но как бы вам это выразить...
К примеру, орхестра. Чувствуете, как оно во рту? Орхестра! А еще – импрессионизм. И еще какие-то слова, от которых осталась только девочка с персиком. Да два каких-то человека в лодке. Да вот еще тема на запретном языке: что-то там про осень, и про то, как листья падают, а кто-то там в кого-то влюблен, и листья эти падают с губ, ваше превосходительство, настоящего негра, да!.. Негра, не смотря на мое страстное и нелицемерное желание стать, наконец, истинным торамдассом и верным сыном наших великих предков...

САРМАТЫ. (Продолжение).

... и засуха та была столь тяжка и беспощадна, что даже рыбы с берегов реки Угру пошли по земле к морю, высыхая по пути и распространяя смрад свой вплоть до моря холодного, откуда везут янтарь и длинные мечи славян и тевтонов.
В то же время дельта реки Итиль была чрез меры залита водою, и эта вода потом, спустя множество лет, ушла, что и позволило русским построить тут крепость Астрахань.
Однако в те эпохи, о которых мы говорим, степь усохла и была выжжена солнцем, отчего из низовьев рек сих всякий народ кочевой, покинувши степь, уходил в чужие земли не за золотом и рабами, но только лишь пропитания для.
Китайские изыскатели и наблюдающие за степью чины пишут в донесениях своих, что сто лет назад монголы уже перестали быть народом могучим и единым, а причины в усыхании пастбищ. Потому что все монголы тогда же, все их роды и племена, подобно иудеям, рассеялись по лику земли, ища себе воду, потому и войско монголов распалось и захирело. Так же и иные степные народы переживали времена ужасные.
Не то было, как указывает нам хроника, на севере, который уж лет двести-триста как русскими заселен, народом хитрым и воинственным.
Они ставили города свои и укрепления вдоль рек, а в лес и пустынные холодные земли, где живут и доселе всякие финны, не ходят. Но, имея, подобно литве и шведам, навыки древние в мореходстве, на ладьях своих зашли уже на ледяные острова в холодном море, и там затеяли торговые фактории, и крепостей своих понаставили. Поэтому и вся торговля к северу склонилась. И это есть благо, которым надлежит нам воспользоваться, дабы извлечь пользу из того.
А давние эпохи нам говорят, что когда степь еще была могучей, то и сарматы были народом сильным еще до болгар, и гуннов, и угров, и хазаров с аланами и аварами. Поэтому и шах персидский Хосров Ануширван соорудил от всех них великую стену от города Дербента с севера, и один конец стены падал в море, а второй упирался в скалы Кавказа, где Прометей прикован был. И случилось то в 570 году по Р.Х., и вся стена была длиною в день пути конному человеку.

ВТОРОЕ ПОСЛАНИЕ ВЕРНЫМ.
Сочинение Маркиона Второго из Антиохии. 972 год, Библиотека Дёллингера.

... Отчего же тот Завет, который у них был принят, кладет запрет не только прикасаться, а приближаться даже к Ковчегу Завета?
А эти говорят: мы есть Ковчег, к нам идите.
А мы вам скажем, что как мерзостно было в ветхости древо, на котором человека казнили повешением, ибо это противно и гнусно, и нечисто, то так же и крест, которому поклоняются обманщики от демона Ялдаваофа и от сына его, суть знак проклятия, потому что Христа распяли на нем.
И так же мы смотрим на икону, и на крещение, и на причастия: все суть обман и исходит он оттого, что знак проклятия исповедуют, и торгуют знаками своими семо и овамо.
Потому и тот, кто погубит их множество, делает благо, и кто продаст юных от их семени в арабские страны, тот всеблаг.
И могучие отряды наши да не убоятся крови и костра, хотя в тот год, а тому уж сто лет, войско императора злокозненного учинило нам избиение всевеликое, и многих наших смертью погубило. Но остальных множество не убил император этот, а иных поместил на границу с болгарами для военной службы, а иных отправил в неведомые земли за реку Итиль и далее, где только трава и озеро тайное, из которого Зачатие Мира сего.
А те, кто остался в болгарах ныне суть богумилы есть, и живут кто в Македонии, а кто в Болгарии, а кто ушел в Болгарию другую и еще далее, и след которых потерян. И вот что богумилы сии, ибо и имя их означает Богу милый, учат: создал Бог ангелов, и главным над ними поставил ангела именем Сатаниил. И вот восстал Сатаниил из гордыни своей. И был низвергнут с небес. И извергнут был в воду, ибо суши не было еще.
И вот, оказавшись в водах, создал тогда Сатаниил сушу, и тварей всех, и людей тогда же создал он себе.
А создавши людей, не было у него власти душу в них вдохнуть. И чтобы сделать так, пал Сатаниил к стопам Бога Всемогущего, и клятву дал не восставать противу воли его впредь, и покаялся, и власы рвал на себе.
Господь же внял Сатаниилу, и вдунул в человечество дух свой.
Сатаниил же обманул Всемогущего, и вместо человека праведного сделал Каина. И сделал его из семени своего, которое среди гор спрятал.
Увидел это Господь, и изрыгнул из уст своих Иисуса, который был суть Дух чистый и бесплотный, чтобы он ангелами владел.
И вот, по слову Божию, вошел Иисус во Деву Марию, и так прошел сквозь нее, аки дыхание, и стал человек по образу, но без плоти. И тогда ангелы по воле Иисуса набросились на Сатаниила, и имя у него отрезали, и стал он Сатан, ибо более не единым он стал. Потому что в конце имени его и таилась вся его сила.
И так, лишив его силы, опустили его во Ад.
Иисус же возвратился во чрево Отца своего, покинув мир, созданный неправедно и лживо Сатаниилом. И в мире сем живут и ныне ромеи злокозненные, которых надлежит истреблять, для чего сношения нужны с иными народами, родственными нам, и с народами дикими и далекими. Но смотрите же, не вступайте в сношения с арабами, где есть хардж...

РАССМОТРЕНИЕ ИНКУБОВ, МИРУ ГРОЗЯЩИХ.
Из книги Авраама бен-Коэн, Сефард, Кордова, конец 1100-х годов.

... великих Аббасидов, властителей Халифата этого, равного которому не знал человек от сотворения мира.
И стало тогда ясно нам, ибо закон так гласит, что есть право, и это право суть шариат, которого корень в том, чтобы каждый народ по вере его жил, приличия соблюдая. А за это право всякий из нас, и христианин, и иудей, налог платит, который нам по силам, и эта мзда есть хардж.
Тех же, кто и до сей поры идолищам требы отправляет, должно приводить к исламу, так как в этом государстве есть ислам. А еще страх наводят на все пределы страны, и даже в дальних окраинах, и за границами даже люди, которых называют зиндик.
Эти люди зиндик отрицают все веры, из Книги Книг изошедшие, и Бога клевещут, и всякий, кто в Боге, зловреден для них и его умертвляют, и всех, кто с ним.
И вот тогда, рассмотрев мерзости этих зиндиков, закон был принят иной, и учреждена была служба мощная, а во главе стал палач.
И попрятались зиндики, кто куда, в страхе и трепете. И знаем мы, что тому как пятнадцать лет сгинул отец ереси, из небытия изошедшей, и имя его есть Абдулла ибн-Маймун, которого все знали, потому что был врачевателем глаз.
И от этого Маймуна происходят все те, кто вред Богу чинит, и мир сей наполнить жаждет инкубами, дабы призвать их, и мир истребить. И вот имена их: исмаилиты, батиниты, бурканты, саидиты, мухаммире, мубанзе, карматы, вендиты, талими.
И еще есть некие торамдис, обитающие вне пределов страны, среди лесов и гор на краю известных миров. И не понятно никому, что это за народ, и зачем живет, и что имеет, и на кого служит.
Но и те, и эти, и иные множество, следуют стезею Маймуна, который учит, что мир сей, неправедно созданный, выправит Махди, восстановляющий справедливость. И ересь эта глубока, потому что уже многие годы страну сотрясают нашу мятежи эмиров, и бунты зинджей, и набеги окраинных племен и диких народов. А еще скажем справедливо, что страдают сильно от голода и прочих лишений сирийцы и персы, народы ученые и имеющие тайные смыслы.
И вот тогда от Маймуна пошли по пространствам земли Халифа даи, разносчики ереси, по виду люди Божьи. И когда один из даев заводил разговор с человеком, то говорил так: Закон истинный забыт, и надо восстановить его.
И тот, кто хотел узнать истину даев, должен был молчанием поклясться на Коране, и золота дать на Закона восстановление. И идет такой человек стезями даев, а они учат его об имамах истинных, и эти имамы есть потомки Али, и о семи пророках учат, и каждый из этих семи пророков равен самому Мухаммеду, да благословит его Господь и приветствует.
И последний пророк у даев не Мухаммед получается, но Махди, которого ждут, и это знак конца ислама и державы, что нам во вред, потому что тогда всех истребят, и христиан, и народ избранный, и идолопоклонников.
Но есть у этих злокозненных еще четыре степени познания для простых людей, и еще пять степеней для избранных только. И надо всем нам знать, что главное у них то, что учат о пророках всех, что они лжецы и души заблудшие, от Моисея до Иешуа из Назарета, и от Мухаммеда даже и до самого Махди, которого ждут.
И Закон никому соблюдать не надо, говорят они, потому что Всемогущего нет ни на земле, ни на небе. А там, где для нас есть Бог, учат они, нет его, а есть только Обратный Мир, где все, что мы имеем на земле, есть обратно нашему.
И из всех святых на земле для них воистину свят лишь имам, ибо он есть вместилище духа неведомого, и он, имам этот, и есть владыка их всех, кого совокупно зовут ныне исмаилиты. Только ему одному они верны всеми силами души, и преданны до последнего вздоха, ему они и золото добывают, грабя всех подряд, и мусульман, и евреев, и христиан. А еще и людей воруют, и торгуют ими как скотом, и люди у них – деньги.
И вот знаем мы, что тридцать лет назад произошло в Бахрейне.
В Бахрейне этом всегда правили карматы, и год назад напали они на Мекку, и всех паломников смертью убили, и увезли с собою черный камень мусульман, камень Каабы. И камень этот они хотя и вернули, однако сожгли и умертвили всю Сирию и Ирак, и даже на Индию напали они, и там, в Мультане, они стерли с лица земли волшебный храм Адитьи.
А за этими карматами воспоследовали берберы с гор Атласа. И, став исмаилитами, напали берберы на арабов, и главарь их Убейдулла стал халифом, и от этого Убейдуллы пошла династия Фатимидов, которая от потомков Али-пророка и Фатимы, любимой дочери Мухаммеда.
А после смерти Убейдуллы, наследники его взяли Египет, и Сирию повергли, и на Бахрейн напали, и началась новая война между берберами и арабами, и нам деться от нее некуда, и так жестоко движется эта война, что исмаилиты, истребив, сколько возможно, суннитов, теперь избивают друг друга. А в Египте берберы наняли войско из нубийцев черных, и еще из тюрок.
И тогда Салах ад-Дин ибн Аюб, возмущенный, сверх всякой меры, таким преступлением, побил их всех и взял власть праведную.
А исмаилитов в Иране и странах, реками Дарья омываемых, побили тюрки под рукою Махмуда Газневи, а за ним следом одолели их сельджуки...

СТАРЕЦ ГОРЫ.
Повесть, наполненная размышлениями о дне грядущем, написанная Хасаном Саббахом и дополненная затворниками Аламута. Около 1090 года.

Я, который неправедно, и по навету изгнан был от двора Мелик-шаха, скажу вам о днях грядущих. Потому что не я говорю, но Тот, Кто выше всех времен и начал.
И вот, когда стал я имам, то с верными немногими пошли мы войной в Дейлем, и взяли там крепость нечестивых, которая называется Аламут, и где до сей поры пребываем. И мне уже сто лет, и я бодр, и многие крепости уже у нас есть в Иране и Сирии, в Сирии же Банаис, и еще десять иных в горах Ливана и Антиливана.
А вы, кто не в крепостях, есть воистину народ мой, ибо я в крепости, но вы есть воистину крепость моя. И так живите вы, и пусть христиане думают, что вы христиане, а евреи – евреи, а кто в Мухаммеда верит – тому будьте мусульмане. Ибо так нам наша правда говорит, что тот прав, кто лишь галийя либо исмаилиа, а все прочие суть нечистоты.
И когда открою я вежды, то есть знак для ваших даи, и когда даи прикажет вам, то берите кинжал и меч, и лук со стрелами берите, и копья, и истребляйте тех нечестивых, которые мир этот составляют от чресел Нечистого.
И как вы зовете меня Старец Горы, то скажу вам, что всякий, кто явно кинжалом убьет везира ли или эмира, который нас умалить желает, то место вам сразу там, где гурии льют вино, и цветы в тени благоухают.
И место это не в руках Нечистого, а там, где гора великая и детородное озеро в ней, откуда все произошло, и то место стережет народ без имени и без лица...
Отрицающий этот мир всегда сильнее, ибо в отрицании -- правда, а за эту правду ты бываешь убит, и место твое в подножии горы, у ног моих, и это воистину слава и подвиг.
А те, кто говорит и пишет иное, должны пасть.
Так и вы поступите здесь, в Аламуте. Возьмите все книги, которые найдете, и сложите костер, и сожгите.
И смотрите, что сделал халиф Хаким Фатимид, ибо сделал он правильно. Повелел же он носить христианам на рубищах своих большие кресты, а евреям – бубенцы медные, а мусульмане у него торгуют только ночью, когда луны на небе нет, и собак он всех в государстве своем повелел убить.
Так и вы, когда идете войной, не щадите ни торгующего, ни жнущего, ни символу поклоняющегося. Так говорит нам Батин, который есть Слово.
Батин есть наш Закон, а другого закона нет для нас, потому что все законы созданы до Батина и нечисты.
И говорит Батин, что был изначальный Свет, свет Божественный, который родил из себя свет Сверкающий, а этот свет родил из себя свет Темный, который суть вещество. И этот Темный свет не существует, ибо темен, и его надо уничтожить. Но в это вещество вброшены души пророков и имамов, и моя душа там, и я, после смерти моей, вселюсь в иное тело, и так ведется с начала времен.
А иные души не выходят из вещества. И эти люди – не люди, но призраки вещества, ибо души не имеют, и делайте с ними как угодно...

СЛЕД НАЗИР-И-ХОСРОВА.
Путевые заметки Пьера Журдена, повара, Париж, 1801 год.

... когда говорят, что этот поэт и философ сбежал сюда, в Афганистан, чтобы тут спрятаться от туркменских всадников.
И говорят также, что этот магометанин был и не магометанин вовсе, а выдавал себя за него. Потому что учил, что как убить змею есть вещь обязательная для всякого, так и убить неверного еще более обязательно, ибо неверный больше змея, чем змея! И так, поубивав всех, и меня, например, и всех этих кочевников, люди его веры станут ангелам подобными. И только тот станет ангелом, кто примет участие в походе на всех – и на христиан, и на мусульман, и на евреев. И даже, наверное, на мартышек.
Еще говорят, что молился этот поэт планете Сатурн, и считал, что кулинарное искусство есть иллюзия, за которую надо убивать. Потому что всего этого в природе будто бы на самом деле и нет вовсе. В общем, раз нет на небе Бога, то и повар не нужен на земле...

... и обеды бывали, ваше превосходительство, да, были и обеды, как же без них!

Глава четвертая.

... Не могу вам сказать точно, потому что это все теперь как бы во мне уже и не существует, но вот вкус, знаете, остался. И еще боль. Вы не помните, как болит лимфатический узел? Будто бы уксусу впрыснули в челюсть, и из носу дрянь зеленая, и в скулу стукает, и в висок молоточек этакий. К врачам идти страшно, но и без них страшно: а вдруг идиотом сделаешься?..
Главное, еда не впрок, и думать нечем. А еда видится и как бы обоняется даже, хотя из ноздрей льет потоком...
Вот так бы и убил всех, ей-богу... матушку зовешь, и из угла в угол, из угла в угол... таблетки какие-то, от которых челюсть будто вытащили, и движения кукольные...
И вот эдак недели две.
Зато потом каша манная – о, каша! А прежде был еще, ваше превосходительство, тамбовский окорок, да... Со слезою. Оттяпает его морда в переднике этаким кинжалом, а он и плачет, окорок-то. И ведь вот что паскудно-то: когда челюсть хоть выбрасывай, так прямо и мстится окорок этот: ныне не делают, потому – против патриотической географии. И правильно. И Тамбов уж давно – Крымское ханство, и не Тамбов вовсе, а Тамбулды-юрт.
Нет, вру, ваше превосходительство: когда челюсть, то дурак дураком. Так бы вот и вывернул рыло наизнанку. Не до Тамбова. Хотя, ясное дело, обидно. А еще обидно, когда в задницу колют антибиотики. Больно. А виду не показывай, совсем как сейчас: не могу я не думать про дом, про половицы, которые скрипят, потому что полы еще при Сталине клали. И про полки с вареньями не могу не думать, ваше превосходительство. И Новый год перед глазами: вот так каждый Новый год и помню, до капельки. И как пельмени лепили двумя квартирами, весело было, картины на стенах фальшивые, ковер с лебедями, а в зале – с оленем, и когда засыпаешь, олень этот будто конь волшебный, Сивка-бурка... Вот выскочило опять – понимаю, что никакого отношения к великим предкам не имеет, но какое-то прошлое у всякого человека есть, его вырезать нельзя, даже если оно неправильное и против Покона.
Так же вот и женщин всяких, которые у меня были, вижу как бы наяву, ваше превосходительство. И самую первую. Наташу. Года на три была старше, грудь – камень, большая, жаркая, а соски ледяные. Любила, когда на лицо ей кончаешь, да, такая была развратная. А еще любила, чтобы свет горел ярко, чтобы видно ей все было, знаете ли, а я со стыда горел, не получалось ничего, а она смеялась... После Ирина, тоже старше, зуб у нее один был золотой, а ноги короткие, тонкие, и живот круглый. Смуглая, как цыганка. В техникуме строительном училась, а жила в общежитии. У той обычай – домик детский, рядом с песочницей, в соседнем, почему-то, дворе. Усаживала на колени, и, понимаете, сначала просто насиловала. Как лесбиянки, наверное, делают. А потом заглатывала, видите ли, до невероятности: я домой приходил весь в засосах... К семнадцати годам и жить без этого практически не мог. Такие вот были жуткие времена, ваше превосходительство. А в третий раз, поверите ли, кореянка. Настоящая, я влюбился по уши. Грудь аккуратная, два холмика твердых, кожа белая, фигура -- будто для мультфильма нарисовали. Сама крохотная, личико мелкое, глазищи огромные, раскосые, черные, и губы полные, ласковые. Отец у нее какой-то ученый, биолог, что ли, а мать – татарка. Познакомила меня с ними. Сейчас уже плохо помню... но что мы вытворяли прямо в подъезде! Она ведь в МГИМО училась, строгих правил, могла бы на дачу, например, но – воспитание. А в подъезде, будто бес из нее пёр. Ничего не стеснялась. Ничего. Потом папенька ее прознал, ну, и вся любовь. Как отрезало. Но вот скажите мне, ваше превосходительство, отчего я имени ее не помню? Тех двух, которые черт те что, помню, а вот как кореяночку мою звали – нет.
Ну, позже-то было всякое, и после женитьбы тоже, однако домик детский до сих пор по ночам как будто только что из него выполз, и олень на ковре, и Новый год, и руки, десятки пальцев шевелятся как ужи, и лепят из теста медвежьи ушки...
В отношении же снегиря обосравшегося, тут проще, ваше превосходительство.
Кто-то там, в художественных кругах, провел исследования. И выяснил, что на картине «Завтрак на траве» одного импрессиониста... я их путаю, ваше превосходительство, то ли Мане, то ли Моне, но точно знаю, что один – Эдуар, а другой – Клод... так вот, там, на картине-то, в углу над фигурами (баба голая и два дядьки в пиджаках) действительно есть снегирь.
И вот, если рассмотреть снегиря этого в его полете, то вот как он крылья держит, и вообще – на каком месте нарисован... то есть, написан... то вот это его положение, само место, и как он крылышки держит – ну, точь-в-точь, голубь, который Святой Дух, на какой-то там картине какого-то итальянца! И даже будто бы и фигуры этих мужиков и бабы – по расположению и позам – совпадают со Святым Семейством на той картине! И написал ее якобы итальянец, которого жители Венеции под чужим именем отправили к турецкому султану, чтобы написать его портрет и всякое другое. И вроде бы даже не итальянцем тот итальянец был, ваше превосходительство, а тайный потомок какого-то неведомого народа. И поэтому и Мане, или там – Моне, не случайно написал картину и снегиря на ней – а снегирь, если присмотреться, то будто помёт мечет, вместо святых лучей. Мол, и француз этот, импрессионист, тоже, мол, из того же народа тайный потомок... И с их, мол, точки зрения это совсем не кощунство, а смысл их тайной веры...

СЛЕД НАЗИР-И-ХОСРОВА. Продолжение.

Всякому должно быть понятно, что след этого поэта есть след не его одного только, но некоего племени, отблеск коего до сих пор будоражит умы пытливые, и, возможно, еще даст о себе знать в ближайшем будущем.
Итак, знаем мы из писаний восточных, а именно такого человека сведущего, как Масуди, что в исходе 800-х годов от Р.Х. воин и падишах магометанский, по имени Измаил Саман наголову разбил страну Алидов, которая процветала на южном берегу Каспийского моря, там, где теперь Иран.
Страну эту многие знают по роману о рыцаре Рустаме, и называется она в этом произведении Мазандеран. Жители этой страны были исправными воинами, непокорными и ожесточенными, поэтому они бежали в горы, где у них были мощные крепости и замки, и там укрылись. Поэтому власть Самана над этой страной как бы и не существовала вовсе. Так прочно их укрывали горы и море.
Но вот настал год, когда Каспий покрыли русские ладьи, а сами русские выжгли дотла большую крепость на скалистом острове, однако ж, в Мазандеране потерпели они громкое поражение. И тогда в отмщение русские собрали огромный флот в 500 кораблей, прошли по Волге до Каспия, но часть кораблей в среднем течении отклонилась и исчезла во множестве диких болот и протоков.
Прочие же русские драккары вошли в море и разграбили русские все побережье Ширвана. И вернулись русские с добычей, и долю отдали царю хазарскому Вениамину, и стали на отдых. А в войске этого царя было много отборных воинов, которые были родственниками побитых, и они убедили царя, чтобы дал им отомстить за родственную кровь. И вот напали ночью эти воины на русских, и битва была злая, и длилась она три дня.
И избиты были русские. Горсть сих уцелевших бежали по Волге на север, но истреблены были там буртасами и булгарами.
Так об этом пишет арабский ученый муж Масуди, однако русские в своих хрониках ничего нам об этом не сообщают, потому что поход этот был негласным походом русской дружины и моряков, которых русский конунг отпустил восвояси после удачной войны с Византией.
Итак, предательство со стороны могущественного и изворотливого народа было для русских кровной обидой и требовало отмщения.
И разразилась спустя время кровавая война. Царь Иосиф в письме к Хасдаи писал, что ведет с русскими упорную войну с тем, чтобы русские не уничтожили страну измаилитов вплоть до самого Багдада. А самих русских арабы и персы исчисляли от имени племени россомонов, которые были суть родственные готам, но смешались со славянами еще тогда, когда правил на юге России, у впадения Дона в Азов, готский король Германарих, которого славяне же и славянские викинги побили потом. Поэтому и Нестор в своей книге пишет: «поляне, якоже ныне зовомая Русь».
И вот, когда на русском престоле оказалась королева Хельга и сын ее Святослав, то сместили они викингов на русском престоле, и эта Хельга решила отмстить за избиение разбойное ее единокровцев. И Святослав повел ладьи и полки сквозь булгар, через буртасов и вплоть до Каспия, и смел с лика земли целые народы, будто их и не бывало никогда. А заодно приказал этот русский юный король тайным образом разыскать те корабли, которые некогда исчезли.
Известно также, что в горах Афганистана, где моря нет, обнаружены были остовы судов. А стерегут их монахи такой веры, которая не видит в мире ничего, кроме скверны, и сами себя они считают скверной, оттого никогда лиц не открывают, много пьют вина и обжорствуют, и известны тем, что ночами ходят в города, чтобы там блудить и совершать убийства во славу своему идолу...

ПРЕМУДРЫЙ И АНХРА МАЙНЬЯ.
Неоконченное исследование аббата Массимо Риенкарнато, из обители братьев камадульцев города Сиены, 1599 год.

...И когда мы узнаем, что в древней Персии было благом всякое любомудрие, то понятен нам станет и исток всех народов, ведущих роды свои из этой части мира. Ибо в Персии, равно как и среди славян и готов, была такая вера, что мир всегда сгорает. То есть, сгорает вся природа и животные, а потом снова мир этот оживает.
И вот появился в Персии Зороастр, который сгорание это понял, как Суд Премудрости над миром, и суд этот суть Цель всего мира, следственно, и рода Адамова.
Израиль же древний учит нас, что человек имеет судьбу, которая от Иеговы. Но Иегова не связан никак с народом своим какими-то родственными узами, ибо он Яхве, создатель всего сущего. И если народ ему не служит, то Яхве изобьет народ, и оставит его навек, и бросит его другим на поругание, и демонам в добычу, и новый народ и народы изберет себе в слуги свои. Ибо само происхождение Израиля есть факт исторический, потому что Израиль означает «тот, кто боролся с Богом», и всякий добрый христианин знает эту историю.
И так Яхве после этого заключил с народом этим Завет, но не союз, как меж суверенами бывает, а совершил сделку, что на древнем языке будет «берит». Стало быть, и Израиль древний есть народ, который Яхве как бы приобрел для себя в собственность.
Вспомним же Декалог:
«Я, Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим».
Значит, во исполнение «берита», следовало верить в Яхве и завету Его, и обещаниям Его. А обещание это – обещание того Дня, когда Яхве явит свою Силу и верность. И День этот есть Суд, и все, что до Суда есть только как бы залог, подобный тому, как если бы кто закладывал вещи.
И поэтому ветхие пророки говорили не о том, что делать и как служить живому миру, Им созданному, дабы улучшить его и садом сделать, а учили, что сие тщета и суетность, ибо все империи в корчах сокрушаться.
Второисайя же и Иезекииль, говоря о потрясениях вселенной и целого космоса, и конец Вселенной возвещая, не позволяют нам, страждущим, дату этого конца исчислить, но говорят:
«О дне том и часе никто не знает...Сын Человеческий придет аки тать».
И вот таким образом мы видим, как у иудеев День Судный слился в итоге с днем сгорания мира у древних персов, ибо в Персии были иудеи в плену, как прежде во Египте.
И отсюда понятно нам, что всякий человек спасается только приходом своим в церковь Христову, ибо она есть Завет Духа Божия с душами тварей Божьих, слабых, мятущихся и ничтожных, коим крепость нужна и всякое ободрение.
Ибо как об иудеях и язычниках скажем мы, что и они, жившие во плоти до пришествия Христа, Им же и спасены, так и те, которые жили до явления в мир Церкви, спасаются чрез тело ее.
Так же и древний Ахурамазда суть не кто иной, как тень, отброшенная Господом, прежде чем явить себя миру, ибо мир был еще незрел и слаб членами. А кто в тени пребывает, и из тени той выйти ему не можно по гордыне либо из-за упрямства, тот восхитит Его страданиями своими тщетными, как ребенок бывает куклою восхищен. И проглотит его тень, как Левиафан глотает корабли...

А теперь что ж, ваше превосходительство?
Теперь грешить не на что: так, кажется, раньше присловье-то гласило? И вот это «гласило»: уж и не помнится, что оно такое. Теперь дознания пятничные, серная вода до первого приема пищи, прогулка к озеру и моляны в присутствии уполномоченного колбяга: ему тоже нелегко с нами, это мы понимаем...
Нам и с самими нами нелегко. Еще когда камни с Урала установили и вменили, как-то сначала даже смешно было, да... Покона не ведали, вот и смердили смехом над величием нашей древней нации в необозримости, в таинстве и непознаваемости ее. А сейчас как-то все встает на места.
Сейчас мы освоили, ваше превосходительство, что после нас, прежде бывших, на землях наших расплодились чуждые нам, инородные и временные цивилизации. Яко же: гунны, тюркюты, огузы, авары, хазары, булгары черные и булгары белые, угры, а потом пришли те, которых нам называть по имени ныне не дозволено, хотя язык их мы используем. И термины их древние тоже используем. Потому что великий труд наших ученых по восстановлению языка и терминов наших исконных пока еще не завершен.
И когда нас водят на экскурсии по правильному пониманию, то мы зримо ощущаем всю фальшь их так называемой культуры. Все эти руины усадеб чуждых нам кровопийц, фонтаны и беседки, скульптуры и изображения людей, растений и животных.
Для воспитания гармоничности восприятия, нам вменяют после второго коллективного приема пищи прослушивать так называемую музыку, которую тут, у нас, в наших древних, священных кущах, сочинил Алябьев, которого предыдущие мы чтили как композитора, не ведая в нем в ночи крадущегося к кладам нашим.
Теперь, ваше превосходительство, каждый из нас глубоко скорбит, что лишены еси благодати прикоснуться к Священным Камням Предков. Но вопием и плачем воистину от радости, когда на берегах Озера Млечной Прелести возносим Величавую балдорию Матери Торамде и Великому Старцу, который пришел к нам с далекого юга, дабы провозвестить о том, что весь остальной условный мир -- кроме безусловного нашего -- сотворен был Ялдаваофом-демоном и сыном его.
И тот мир нам есть враг, и мы есть враги его.
И задача наша набираться внутримысленности, путеводности, почвенности и опорности, чтобы в День Горения уничтожить все, что ни почвы, ни опоры не имеет...
У меня, ваше превосходительство, лучшие показатели, и был даже берестою именной награжден за № 1067, с присовокуплением к сей церы и писала, по лыковязанию и лозоплетению. Весьма прилежен я также по другим видам подлинного нашего искусства, включая музыкальные мерге из священной глины, которые вменено делать в образах козы и коровы.
Стараюсь, ваше превосходительство. А коли иногда и всплывет, вдруг, из памяти что-нибудь, так на то пятничное дознание...
Пишу вам, ваше превосходительство, потому что имею счастье надеяться, что к Великому Празднику Торамды Нерастленной буду представлен к именному посещению нашей древней столицы Великой Торамдасии и прикосновению Священных Камней.
Наследственный изгой Распоп Тырт, утраченный согласно Ранжиру Распопов Илья Михайлович.

СРОЧНАЯ БЕРЕСТА № 12345. В АРХИВ. К СПИСАНИЮ СЛУЖБЕ УПОЛНОМОЧЕННЫХ КОЛБЯГОВ.
Настоящим удостоверяется смерть Распопа Тырта, до принятия в Особую санитарно-курортную зону №165 для условно-отдыхающих – Распопова Ильи Михайловича, 1955 года рождения по допоконному уряду.
В келье Распопа Т. был произведен обыск. Найден окаменевший фрагмент пельменя.
Причина смерти: внезапная смерть во время вечернего принятия пищи. Вскрытия не производилось. Чрезвычайным государственным повытчиком объявлено устное взыскание главному колбягу СКЗ и председателю совета старших и процедурных медсестер СКЗ за задержку вечернего принятия пищи на 2 часа 05 минут.
Чрезвычайный государственный повытчик Салаудин Айги.
7 енге 1067 ана (7 августа 2012 года по допоконному уряду).
ОСКЗ №165.

P.S.
Работая над подготовкой этого, чудесным образом, но с согласия СУК ОСКЗ обретенного, труда к публикации, я исходил из того, что, во-первых, автор ее, внучатый племянник Распопа Тырта-утраченного, также является, по воле Божьей, человеком мертвым и, следственно, взгляды его ныне не опасны, но представляют собою известный исследовательский интерес.
По изучении текста, между прочим, понятно, что автор рукописи является апологетом таких реакционных историков и теоретиков, как Лев Гумилёв, Сальвадор Дали, Евсевий Памфил, Джорджо Вазари и Анри де Любак, взгляды которых сквозят в этом произведении.
Во-вторых, публикуя рукопись, нашел я следующее.
Все, о чем написал Распоп Тырт-внучатый, не является произведением искусства. Благодаря героическим усилиям народа Великой Торамдасии, всему прогрессивному человечеству сегодня понятно: подлинное искусство всегда глубоко народно.
Подлинное искусство не имеет ничего общего с формализмом и беспочвенностью. Агенты влияния и скрытые враги торамдасского народа немало потрудились в свое время, чтобы завлечь поколения людей в силки злокачественного вымысла и бесплодных раздумий. Именно они навязывали нам чуждые теории, религиозные и социальные, которые, как то с блеском доказала передовая торамдасская наука, есть всего лишь один-единственный выдох Ахурамазды во время Его последнего, иначе, Прощального ужина, и вдуновение Духа сего в Уряд и Покон Великого Торамдас - Башкан- улгу.

Порке Матта, средний башкан-урядник Великого народного сусека (юрт народных промыслов, преданий и обожания родной речи), специально для свода «Торамдасс Инициале».
2020 ана, мунгу 8-го.

Алексей Михеев, мыслитель.