Зима прошла, а вместе с нею и всякие ревматизмы. Легчайшее южное солнышко вмиг оживило будни, стало жить веселее, и Марковальдо взялся прохаживаться туда-сюда часок-другой, чтоб специально понаблюдать, как набухают почки и распускаются листочки, присаживался на известную скамеечку, пока время было перед работой. Рядышком поимел привычку присаживаться один старичок, очень сутулый и в штопанном-перештопанном пальтишке: это был сеньор Рицьери, один-одинешенек, как перст на всем белом свете и кроме пенсии никаких доходов. Вот, значит, и он тоже стал завсегдатаем облитой солнышком скамейки. Время от времени этот сеньор Рицьери вздрагивал, поеживался, корчился, причитал: Ох-хо-хошеньки! – и чуть не в три погибели сгибался, прямо-таки целиком пропадал под пальто.

Он был отягощен всеми возможными ревматизмами, артритами и люмбаго, которых насобирал за всю зиму, промозглую и холодную, и которые теперь покажут ему кузькину мать на год вперед. Чтоб как-нибудь его утешить, Марковальдо из человеколюбия объяснял ему различные фазы и типы ревматизмов, всяких. В том числе и своего, и супруги своей, и старшей дочки Изолины, которая, бедняжка, росла совсем слабенькой.

Каждый день Марковальдо прихватывал с собой на лавочку обед, завернутый в газетную бумагу. Присаживаясь на скамью, Марковальдо всегда давал листки газеты сеньору Рицьери, который, обыкновенно, уже нетерпеливо тянул к ним руку, приговаривая:

-- Ну, посмо-отрим, что там нынче за новости! – И читал запоем, всегда с большим интересом и удовольствием, хотя газета была двухдневной давности.

И вот, в один из дней старикан обнаружил статейку насчет системы лечения ревматизма пчелиным ядом.

-- Лучше, все-таки, мёдом, -- заметил Марковальдо, потому что был оптимистом.

-- Э, нет! – отозвался Рицьери, -- надо именно ядом, вот тут сказано, и как раз тем, который у них в жале, -- и зачитал вслух отрывок из статейки. Тут они порассуждали насчет пчёл, насчет их силы и на предмет, сколько, допустим, может стоить такое лечение.

После того Марковальдо, прогуливаясь по проспекту, стал прислушиваться ко всякого рода писку, стрекотанью и жужжанию, отслеживая полет всякого насекомого, которое пролетало у него под носом. И вот, засек он осу с жирным черно-желтым полосатым брюшком, она покружила, покружила да и шмыгнула в дупло, а другие из него тут же вылетели: пожужжат, она влетит, другая вылетит, стало быть, там их, в дереве, целый осиный рой! Марковальдо мгновенно начал охоту. Он сбегал домой, притащил стеклянную банку, на дне которой оставалось не меньше как на два пальца варенья, и поставил банку прямо под дупло. Очень скоро одна оса зажужжала рядышком, привлеченная сладким ароматом, влетела в банку, и Марковальдо тут же заткнул горлышко бумажной затычкой.

Сеньору Рицьери, едва он показался, новость досталась с пылу, с жару:

-- Ну-ка, ну-ка, сейчас сделаем укольчик! – и потряс банкой с арестованной осой.

Старичок, однако, не решался, но и Марковальдо ни за какие деньги не согласен был откладывать эксперимент, потому настоял на том, что этакое научное дело надо провернуть не сходя с этого места, прямо на скамейке: оно и дешево, и сердито, к тому же  пациенту даже  раздеваться не надо.  С надеждой и трепетом сеньор Рицьери приподнял подол пальто, потом задрал пиджак, рубашку, дошел до прорехи в дырявой майке, за которой и было то самое больное место на крестце. Марковальдо приложил к этой амбразуре сосуд и быстро выдернул затычку. Толку никакого, оса будто окаменела: может, задремала малость? Чтоб ее разбудить, Марковальдо шлепнул по дну банки. То что надо! Оса  будто с цепи сорвалась, стрелой ринулась вперед и впилась жалом в крестец сеньора Рицьери. Дедуля взвыл, вскочил на ноги и давай маршировать, как солдат на параде, вытягивая носки, в такт перечисляя  все самые витиеватые и непотребные ругательства.

Марковальдо был глубоко удовлетворен: сколько он его помнил, никогда еще старикан не был таким стройным да еще с военной выправкой. Но тут откуда-то возник городовой, и уставился на них, как обыкновенно смотрят городовые: подозрительно. Марковальдо подхватил сеньора Рицьери под ручку и, насвистывая мотивчик, поволок его от греха подальше.

Домой Марковальдо вернулся с банкой, в которой сидела другая выловленная оса. Уломать супругу на укол было тем еще делом, но, в конце концов, она сдалась.  Домитилла, дай Бог ей доброго здоровья, пожаловалась только, что уж больно оса попалась жгучая

Марковальдо понесло, он разошелся не на шутку, и наловил ос на всех. Теперь он уколол Изолину, а потом по второму разу Домитиллу: дескать, только систематическое лечение может принести пользу. Потом решился ужалиться сам. Детишки, ну вы знаете, как они умеют, тут же загалдели:

-- И мне! и меня! – Но Марковальдо предпочел выдать им каждому по банке, и приказал наловить новых ос: чтоб восполнить грядущий ежедневный расход.

Через какое-то время к нему домой пожаловал сеньор Рицьери, да не один, а еще с одной старой перечницей, кавалером Ульрико, который здорово приволакивал ногу, и желал приступить к лечению немедленно.

Ну, как оно бывает, разнесся слух, народ прочувствовал, и Марковальдо поставил дело на поток. Теперь полдюжины ос он держал на всякий случай, в резерве, в стеклянной посуде и на отдельной полке. Он наловчился так подносить банку к туловищу пациента, будто это был настоящий шприц, быстро вытаскивал из банки затычку, а когда оса делала свое дело, смачивал водкой кусочек ваты, и так изящно протирал место укола, будто всю жизнь только этим и занимался. Дом его состоял из одной комнаты, где спала вся семья, и он поделил ее наспех занавесками: тут, мол, приемный покой, а там, само собой, процедурная. В приемном покое жена Марковальдо встречала клиентов и принимала гонорары. В процедурной всегда наготове были детишки: они шустро подхватывали опустевшие банки и мчались к осиному рою, чтоб снабжение было бесперебойным. Иной раз какая-нибудь оса и жалила то одного, то другого, но пацаны держались молодцом, а все оттого, что усвоили: для здоровья полезно.

Вообще, в тот год ревматизмы расплодились и поприжали народ как щупальца спрута. А лечение от Марковальдо, сообразно с этим, завоевывало все большую популярность. И вот однажды после полудня, в субботу, узрел он, как перед его светелкой столпилась приличная таки толпа страждущих, обоего пола, все как один держались они кто за поясницу, кто за бока, кто был в нищенских доспехах , кто выглядел вполне буржуазно -- всех их привела сюда сплетня и новый метод.

-- Быстро! – шепнул Марковальдо сыновьям, – быстро взяли банки и наловили столько ос, сколько влезет!

Денек выдался солнечный, ос вокруг жужжало полно. Обыкновенно ребята ловили ос неподалеку от дерева, где у  них было гнездо, но в такой день Микелино, чтоб наловить их быстро и много, взялся охотиться прямо у входа в логово.

-- Вот так это делается, – сказал он братьям, и тут же попробовал раз-другой сцапать одну осу в банку, едва она высунулась из дупла. Но оса всякий раз улетала, а потом возвращалась и кружила вблизи от дупла. Вот, наконец, она стала приземляться прямо на край самого входа в дупло, и Микелино уж изготовился прихлопнуть ее сверху банкой, как вдруг две здоровенные осы зависли прямо перед ним, с таким видом будто, изготовились атаковать его в лоб.

Только успел он прикрыть физиономию, как его шарахнуло дуплетом в два жала. Микелино завопил, и выронил банку. Но как только он представил, что сейчас начнется, боль испарилась, а внутри все похолодело: банка хлопнулась не куда-нибудь, а прямо внутрь дупла, на самое дно. На мгновенье все замерло, ни жужжанья, ни ос, тишина. Микелино, ни жив, ни мертв, попятился назад… И тут из дыры вырвалась густая черная туча, раздался оглушительный рёв: весь рой вылетел наружу, чтоб жестоко покарать агрессора!

Братья, остолбенев, увидели, как Микелино, испустив душераздирающий вопль, вдруг так нарезал от дерева, что даже пяток не было видно. Казалось, к нему приделали паровой двигатель, а туча, которая нависла над ним, была подобна клубам дыма над жерлом вулкана.

Куда, обыкновенно, бежит спасаться перепуганный до смерти пацан? Домой! Вот и Микелино туда же.

Прохожим времени не хватило разобрать, что там за туча несется по улице и чего это у нее там внутри орет и жужжит.

Марковальдо между тем внушал своим пациентам:

-- Имейте терпение, сейчас будут вам осы!

Тут дверь чуть с петель не слетела, и нечто ворвалось в комнату. Из него высунулся Микелино и сходу бултыхнул голову в таз с водой. Комнату заполонили озверевшие осы,  пациенты замахали руками, вотще пытаясь их отогнать, закоренелые ревматики показывали ловкость экстра-класса, творили чудеса, яростно отбрыкиваясь всеми онемевшими конечностями.

Примчалась пожарная команда и бригада Красного Креста. Марковальдо, опухший от укусов так, что и мать бы родная не узнала, молчал в тряпочку в ответ на разнообразные ругательства с других кушеток, которыми осыпала его бывшая клиентура…

Перевод Ф. Самарина, ноябрь 2011 г.