Маршруты, которыми путешествуют каждый сезон разнообразные птицы, на юг или на север, осенью или по весне, изредка пролегали через город. Стаи птиц рассекали небеса высоко над выстриженными квадратами полей и дальними кромками лесов, иной раз им казалось, что хорошо лететь по кривой, повторяя излучины реки, не то прямой линией, над долиной, а подчас повинуясь невидимым воздушным струями. Но едва прямо по курсу показывалась цепь городских крыш, как они летели широко и вольно.

И вот как-то раз на небо выпорхнула команда осенних вальдшнепов.  Заметил их только Марковальдо: нос у него всегда был по ветру. Он ехал себе на трехколесном фургоне, и, при виде птичек, поднажал изо всех сил, ринувшись в погоню, потому как вдруг обуял его древний охотничий инстинкт, хотя в жизни не держал он ружья, да и в солдатах не был.

Глаза на лбу, впившись в хвосты и крылья, вылетел он на перекресток, под красный свет, так, что чудом его чуть не сплющило меж двух машин сразу. Пока регулировщик, пунцовый от ярости, записывал его имя, место работы и адрес в блокнот, Марковальдо все шарил глазами по небу, но бекасы испарились.

На фирме штраф произвел настоящую бурю.

-- Ты чего, в семафорах уже не того? – Благим матом орал начальник отдела, синьор Вилиджельмо. – Куда ты смотрел, придурок?

-- Да на вальдшнепов…

-- Что? – и у синьора Вилиджельмо, старого охотника, сверкнули глаза. Марковальдо рассказал.

-- В субботу возьму собаку и ружье! – начальник сменил гнев на милость, глаза у него молодецки сверкнули: он даже стал как будто стройнее и выше ростом. – Пошло дело, а эти точно теперь полетели на холм! Охотники, должно, спугнули снизу, вон их в этом году сколько в город понаехало…

Весь остаток дня мозги Марковальдо дымились, как мельничный жернов. «Коли в субботу, то, может, и охотников на холме будет полным-полно, а при таком раскладе, кто его знает, сколько вальдшнепов опустилось на город. Если надумаю чего, так уж в воскресенье зажарим бекаса!».

На доме, в котором жил Марковальдо, крыша была с террасой, и вся в проволоке, чтоб сушить белье. Марковальдо прихватил трех своих пацанов бидон с птичьим клеем, который вываривается из дубовых ягод, а эти ягодки для пернатых сущий деликатес, кисточку и мешок с зерном пока мальчишки разбрасывали зерна там и сям сам он густо намазал омелой парапеты, проволоку, все рамы на слуховых окошках и трубы дымохода. Но, видно, переборщил, потому что Филиппетто, разыгравшись, прилип, да так, что его там чуть было не забыли.

В ту ночь Марковальдо снилась крыша, усеянная толстенькими, пёстренькими, справненькими бекасами. Жене его Домитилле, которая была прожорлива и ленива куда больше, Морфей послал пухлую сочную утку, уже запеченную прямо на дымоходе. Дочке Изолине,  девочке романтической, грезились колибри, порхавшие вокруг головки. А Микелино во сне обнаружил там целого аиста…

На следующий день, что ни час, один из отпрысков залезал на крышу, просовывал в слуховое окошко макушку, чтоб не спугнуть живность ненароком, потом бежал вниз с докладом. Новости были неважные. Наконец, ближе к полудню, Петруччио влетел в комнату с криком:

-- Есть! Пап, пошли!!

Марквоальдо прихватил мешок, посолидней, и рванул наверх. В тенетах клея трепыхался всего-навсего один несчастный голубок, один из тех серых городских, которые толпами пасутся на городской площади. Вокруг него, слетевшись отовсюду, сидели другие голуби, печально наблюдая за тем, как их товарищ старается вытащить крылья из липкой бурды,  в которую его угораздило вляпаться.

Семейство Марковальдо обсасывало косточки кое-как зажаренного, тощего, несчастного голубя, когда заколотили в дверь, и это была хозяйская гувернантка:

-- Синьора зовет! А ну давай быстро к ней!

Перепуганный до смерти, потому что задолжал уже за полгода квартплату, и хозяйке раз плюнуть их выселить, Марковальдо поплелся в апартаменты синьоры, на верхний этаж. А едва вошел, первое, что увидел – лиловую физиономию стража порядка.

-- Иди-ка сюда, Марковальдо, -- произнесла синьора. – Мне тут сказали, что кое-кто на нашей крыше устроил охоту на городских голубей. Ты, случаем, ничего об этом не слыхал?

Марковальдо похолодел.

-- Синьора! Синьора! – вдруг раздался женский голос.

-- Что там, Гвендалина?

Вошла прачка:

-- Я тут пошла белье развесить, ну, на террасу, а как повесила, так оно и прилипло. Тянула-тянула, чтоб, значит, отклеить, да все и порвала! Все вещи коту под хвост! Что за чертовщина?

Марковальдо схватился рукой за живот: кишки, ни с того, ни с сего, пришли в движение…